Читать книгу "Выживая – выживай! - Владимир Стрельцов"

Телега, шедшая первой в траурном обозе, отделилась от общей колонны и приблизилась к ступеням Латерана. Консул Рима вдруг почувствовал, как страшная пугающая слабость овладела всем его телом, а сердце буквально заколыхалось внутри. Он вцепился глазами в приближающийся обоз и до последнего наивно надеялся, что красное полотно, укрывающее мертвое тело, принадлежит кому-нибудь иному, но только не тому, о ком он даже боялся подумать. Но все тщетно, телега с телом сраженного воина остановилась прямо перед ним и на площади воцарилась пугающая тишина. Теофилакт мутным взором оглядел все собрание и увидел, что все слуги его прячут от него взгляд, а все зрители на площади опустились на колени перед этим печальным поездом.

Громкий крик раздался где-то рядом с Теофилактом и он даже не сразу узнал голос своей жены. Неуверенными шагами, как пьяная, Теодора приблизилась к телеге, остановившейся перед ними, приоткрыла полотно и упала без чувств. К ней кинулись ее слуги и дочери. Младшая дочь, увидев мертвое лицо брата, начала истерично трясти погибшего, как будто намереваясь таким образом привести того в сознание, а затем разразилась дикими криками. Мароция, с лицом белым как снег, взглянула в лицо Теофило и немедленно отвела взгляд.

Теофилакт последним приблизился к телу своего сына. Горло его давили чьи-то невидимые руки, весь мир жуткой каруселью завертелся у него перед глазами, из которых ручьями брызнули слезы, и их невозможно было остановить. Вся жизнь его теперь представлялась каким-то нелепым и лишенным смысла существованием, его сын, его наследник, в котором заключались все мечты и амбиции старого консула, лежал недвижим и, видимо, слишком мала была вера Теофилакта, чтобы воскресить умершего. Проклятия, проклятия всему миру посылало сознание обезумевшего от горя отца, и внезапно ад раскрыл перед его невидящими глазами свои раскаленные двери и огненным жаром обдал каждую клетку его мозга.

Мароция в этот момент хлопотала над матерью, пытаясь привести Теодору в чувство. Теодора, вернувшись в сей мир и вспомнив последний эпизод, предшествующий ее обмороку, коротко простонала, но невероятным усилием воли обуздала свои чувства и встала на ноги, пытаясь придать своей шатающейся фигуре подобающий своему статусу вид. В этот момент Теофилакт, пораженный увиденным зрелищем преисподней, с застывшими от ужаса глазами грянулся на землю, и все внимание семьи переключилось уже на него.

Консул был жив, но вся левая сторона лица его застыла в какой-то ужасной гримасе, а сам он не мог пошевелиться. Тем временем толпа разноголосо соболезновала семьям, в чьи дома также пришла сегодня смерть, и с любопытством разглядывала и комментировала печальные фигуры родственников, ведь всякий живущий отчего-то всегда испытывает странный интерес и возбуждение, когда видит смерть среди ближних своих. При этом гамма страстей постороннего наблюдателя особенно расширяется при смерти, случившейся в кругу сильных мира сего, ибо каждый в этот момент ощущает не на словах, а видит перед глазами неопровержимое доказательство изначальной равности людей меж собой в этом мире.

Третьей частью шествия должно было стать появление Иоанна и войска его. И оно состоялось, и папа был провозглашен римлянами героем на века. И Теодора с Мароцией вынуждены были лицезреть чужую радость, тогда как мысли их теперь целиком были связаны с волнами несчастий, на глазах у всего города захлестнувшими их семью.

— Святой Рим приветствует своего властителя, своего епископа, верховного иерарха кафолического мира, наместника Апостола Петра, основавшего здесь Церковь свою, благочестивого и победоносного папу Иоанна! — такими словами глашатай возвестил об окончании торжественного шествия папы-победителя.

Теофилакт был перенесен в свой старый дом на Авентине, и в течение нескольких дней лучшие врачи, приглашенные Теодорой, колдовали над ним. Однако состояние консула не улучшилось. Теофилакт пребывал в сознании, но речь его была серьезно нарушена, он по-прежнему мог шевелить только правой рукой и ногой, и по-прежнему вся левая сторона лица была обезображена страшной гримасой.

Прогнозы врачей и самой Теодоры были неутешительными, по их мнению, в таком состоянии папский вестарарий, magister militum, консул и сенатор Рима мог пребывать еще долгое время, а посему мало-помалу возник вопрос о, по крайней мере, временном делегировании исполнявшихся им служебных функций. Проще всего было с титулом консула, так как титул этот не имел за собой реальных властных полномочий и только выделял Теофилакта среди прочих сенаторов Рима. Но вот остальные должности парализованного вельможи необходимо было на время передать.

Именно за освидетельствованием данного решения и направлялся примицерий нотариев Аустоальд к Авентинскому холму, воздавая горячие молитвы к Небу за здравие своего покровителя. Поскольку Теофилакт находился в здравом уме, решение о передаче его полномочий должно было исходить непосредственно от него. На этом же настаивали и его жена Теодора, и сам папа. Несмотря на то, что из Сената уже давно были исключены все лица, в свое время сопротивлявшиеся усилению влияния Теофилактов, папа и его любовница имели основания подозревать возможность возникновения среди четырнадцати сенаторов Рима ненужных искушений.

Потребовалось более часа, прежде чем примицерий и его сопровождающие, покинув здание префектуры, располагавшееся в то время возле знаменитого Пантеона102, подошли к авентинским садам. Примицерий шествовал важной поступью, с надменным высокомерием оглядывая склоняющиеся перед ним спины римлян и возмущенно сверкая глазами, когда до его ушей долетали оскорбления и насмешки со стороны во все века несносных мальчишек-нигилистов. Его виду, как могли, подражали и шествующий чуть позади него секундецерий и шесть писарей с тремя подмастерьями, несущими в своих узелках пергаменты, песок для чернил, сами чернила, печатную глину и перья. Важную канцелярию охраняли шестеро стражников, по трое с каждой стороны, своими копьями отодвигая от персоны примицерия зазевавшихся горожан, назойливых цыган и все тех же непочтительных сорванцов.

Во дворе дома Теофилактов уже яблоку негде было упасть от важных носилок и колесниц. Сюда приехали все сенаторы со всех округов Рима, а также сам папа со своим неразлучным братом. Примицерий был торжественно препровожден в покои Теофилакта. Консул лежал на огромной кровати, вокруг него без отдыха хлопотали двое слуг и доверенный лекарь Теодоры. В глубине большой комнаты со скучающими лицами сидели сенаторы, которые в большинстве своем осознавали всю свою текущую неспособность повлиять на развитие ситуации и терпеливо ждали ее разрешения. На почетном месте восседал папа Иоанн, рядом с ним, на почти таком же высоком кресле, сидела Теодора. К последней периодически и, как правило, по всяким пустякам наведывался кто-нибудь из сенаторов или префектуры, подобострастно склонив спину и всем своим видом подчеркивая свою чрезвычайную деловитость перед той, кому, как считало большинство, отойдут основные исполнительные функции Теофилакта. Мароция со своей младшей сестрой находились напротив матери.