Читать книгу "Коммуна, или Студенческий роман - Татьяна Соломатина"

Полина пила кофе, сидя на широком подоконнике, смотрела в окно на соседний двор и курила. Тигр запрыгнул и тёрся об её колено.

«И как же его раздобыть, своего человека?» – думала Полина, машинально поглаживая своего кота.

«Это, Полина, цепь случайностей, именуемая иногда неисповедимыми путями! Никто не гарантирует тебе твоего любимого человека… Но никто не может отрицать твоего права стать владельцем своего любимого человека…» – мурчал в ответ Тигр. Но Полина была слишком погружена в человеческие мысли, чтобы почувствовать животное.

«А как понять – твой человек или не твой?» – продолжала размышлять она, вдыхая горький дым.

«Ну, с этим всё просто! Есть тайна, известная животным, но не знакомая людям», – Тигр перестал ластиться, уселся напротив своей хозяйки и в упор посмотрел на неё.

«Тайна?»

«Ты и знаешь и не знаешь одновременно. В этом и смысл».

«Да какой же тут смысл – знать и не знать одновременно? Чушь какая-то!»

«Не скажи. Смысл в том, что через это твоё знание-незнание и можно определить своего любимого человека».

«Ты хочешь сказать, что мой любимый человек просто знает?..»

«В том-то и секрет! Твой человек не знает… Он угадывает…»

«И как же я узнаю, что он угадал?»

«Ведь это будет твоё. Как ты сможешь не знать, глупая!»

«Ничего не понимаю… «Знаешь – не знаешь», «угадал – не угадал»… Ты меня запутал!»

«Ты не узнаешь, пока не встретишь…»

Полине обожгло губы. Она встряхнулась и выкинула дотлевшую до фильтра сигарету в пепельницу.

Тигр перестал сверлить её немигающим взглядом и принялся вылизывать своё хозяйство.

– Знаешь, что в известной среде это считается медитативной техникой? И было бы крайним проявлением неприличия беспокоить кота в этот тонкий момент, так что вставай с подоконника и топай умываться на кухню.

– Что?!

– Ты бы ещё крикнула: «Кто здесь?!» Это я, Алексей Евграфов. Также отлично известный тебе как Примус. Сегодня мы спали с тобой на нашем новом диване. Просто спали… А сейчас я, не дыша, наблюдал за тобой. За тобой и Тигром. Не будь я психически здоров и будь я склонен ко всякой мистике, я бы мог поклясться, что вы разговаривали.

– Кто, Лёш?

– Ты и кот. Вы разговаривали.

– Диваны обмывать надо умереннее!

– Полина, я свою норму знаю, и толерантность к спиртному у меня повышенная, тебе отлично знакомо сие обстоятельство… Вы говорили о чём-то важном.

– Примус! Я курила, задумалась и обожгла губу. Тигр просто сидел рядом со мной. Он всего лишь кот!

– Нет, вы говорили!

– И о чём же мы говорили, упрямый осёл Евграфов?

– Вы говорили о любви. Жаль, что я мог только подсматривать и был лишён возможности подслушивать. – Он вздохнул.

– Лёш, ты серьёзно всё это несёшь?

– Более чем. Вы говорили о любви. О твоей любви. И меня в этом разговоре не было. Это я смог рассмотреть, не слыша. Всё. Маленьким девочкам пора чистить зубы после кофе и курева, опрокинутых на голодный желудок. Дядюшка Примус уже сварил яйца всмятку и намазал пару кусков свежего хлеба сливочным маслом – для людей. И налил полную миску молока для кота. И больше никаких слов этим утром, прошу вас! К тебе тоже относится! – он погрозил Тигру пальцем.

– Лёшка, сегодня же пятница! – дурашливо воскликнула Полина, чтобы как-то разрядить внезапно сильно потяжелевшую атмосферу.

– Да, солнышко, – Примус благодарно откликнулся на её деланую лёгкость деланой же лёгкостью, как будто стряхивая с себя густую паутину. – И мы с тобой сегодня не работаем. И завтра не работаем. Поэтому мы сейчас быстренько поучимся и – обратно – на диван!

Весь день они, как боящиеся потеряться дети, держались за руки. Вечером, прикупивши пару бутылок шампанского и раздобыв кусок сыра, вернулись – и пили, и болтали, пока не стемнело… Лёшка повесил на двери вырванный из тетради листок, на котором чёрным фломастером написал: «DON'T DISTURB!!!» – и ниже пририсовал «злую собаку». И над этим они тоже посмеялись. Когда за окном стало совсем черно, захмелевшая Полина уселась Примусу на колени и… И ничего не почувствовала. Ровным счётом ничего. Ничего такого, что она чувствовала утром. Она решила быть нежной и тактичной. Она молча целовала и обнимала его. Он охотно откликался на её поцелуи, но… Но ничего не происходило. Пока Примус отлучился в туалет, Полина постелила свежее постельное бельё, разделась и нырнула под одеяло. Он пришёл, разделся до трусов и футболки, налил ещё по бокалу, достал из тётки-Валькиных запасов посуды массивную хрустальную «парадную» пепельницу, и ещё с полчаса они пили в постели, курили в постели, и болтали в постели, и размышляли… видимо, о постели! Наконец Полина не выдержала.

– Лёш, что происходит? Я понимаю – долго и медленно, но, может быть, уже начнём? Не то прелюдия к прелюдии затянулась, и я начинаю чувствовать себя уже немножечко идиоткой.

– Прости, детка. Прости. Мне просто хотелось ещё немного оттянуть…

– Оттянуть что? – В ней волнами начало подниматься раздражение. Да она же женщина, чёрт возьми! Молодая красивая женщина! И её невозможно не хотеть! Невозможно не хотеть быть с ней!

Ах, как они непоследовательны, эти женщины. Особенно молодые и красивые. Став старыми и некрасивыми, они, впрочем, тоже не слишком научаются последовательности. Последовательность – функция аналитическая, а женский ум, даже если он отлично справляется с калькуляцией иных параметров бытия, – вовсе не аналитического склада штуковина. То наша Полина хотела любви, то возмущается, что её не хотят. И раздражает своим, видите ли, раздражением уже не только читателей, но даже автора! Да как она смеет?! Да она Примусу должна ноги мыть и воду пить. Вот как всё дальше повернуть? Пусть Примус выскочит из постели и, встав в позу и зловеще расхохотавшись, произнесёт монолог в пятистопном ильфо-петровском ямбе, мол, подите прочь, Полина, вас я презираю! Такая месть была вам от меня! Меня вы, Поля, столько лет кидали, что отчего бы мне вам не ответить броском надменным прям через бедро! За Глеба замуж вы ходили за «Тойоту», волчица глупая и алчная притом! За алую спортивную «Тойоту», и за колготки с печенью трески! Предаться похоти хотите на диване? Так фигу вам, и с маслицем притом!.. Простите. Понимаю. Острота момента, лирика, все дела, а тут… Ладно. Можно немедленно сделать Полину умной женщиной, и пусть будет ласковой и терпеливой и не задаётся вопросами, отчего это Примус вдруг лежит, пьёт, курит и не жужжит. Ну не может же быть, чтобы он весь в гудок ушёл! Какие его годы! То, видимо, от слишком долгого ожидания, слишком долгого желания, слишком трепетной любви… Когда мужчина слишком любит женщину – всего бывает слишком…

Лёшка нежно обнял Полину, начал медленно целовать её в лицо – в глаза, в губы, в подбородок… Ниже, в шею, в надключичные ямки… Поздно – поезд с её желанием уже унёсся за сопки и там, по-видимому, сошёл с рельсов. Она уже не была раздражена, но просто молча, безучастно позволяла ему делать всё, что ему угодно. Нет, только секс – не любовь. Но и любовь без соития – не любовь, а… Господи, что же такое любовь без соития? Дружба? Возможна ли дружба между мужчиной и женщиной? Да. Если мужчина – импотент, а женщина – старая, страшная и толстая. Примус что? Импотент?! Нет, ни в коем разе. Напротив… Полина – молодая, красивая и стройная. Они лежат на одном диване. Под одним одеялом. Голые. Ну – она голая, а он – в футболке и трусах. И в этих самых трусах у него, в отличие от утра, этой их первой плотской ночью – тишь да гладь. Да у Кроткого после его измены и их скандала всю ночь стоял, как пограничный столб! Вообще не падал. Кончал – и не падал. Ещё кончал – и ещё не падал. А тут!.. У Примуса!! Вообще не встаёт!!! Да пошёл он на все четыре стороны!.. Полина была готова расплакаться. Или поскандалить. Хоть что-нибудь сделать, только бы не лежать тут, вот так, с мужчиной, который её любит, обнимает её, целует её, и у него – на неё! – не встаёт. Какое унижение!