Читать книгу "Сальватор. Том 1 - Александр Дюма"

– Мне?

– Ну да, тебе… тебе, Фифине, твоей девочке.

Когда Жан Бычье Сердце услышал слова: «Фифине, твоей девочке», глаза его блеснули.

Но в ту же минуту он схватил Туссена за воротник и тряхнул его, словно дровосек дерево, которое он собирается свалить.

– Молчи, несчастный! Замолчишь ты или нет?! – вскричал он.

– Особенно твоей девочке, – не унимался Туссен, – отлично зная, что эта тема неисчерпаема. – Твоей девочке, которой доктор прописал свежий деревенский воздух!

Плотник вздрогнул и выпустил Туссена Бунтовщика.

– У вас больные жена и дети? – участливо спросил Вальженез. – В ваших силах помочь им поправить здоровье, и вы еще сомневаетесь?

– Нет, гром и молния! Я не сомневаюсь! – вскричал плотник.

Туссен задыхался. Г-н де Вальженез затаил дыхание, не зная, откажется Жан Бычье Сердце или согласится.

Тот перевел взгляд с пленника на своего товарища.

– Вы согласны? – спросил граф.

– Согласен ты? – вымолвил Туссен.

Жан Бычье Сердце с торжественным видом поднял руку.

– Слушайте! – сказал он. – Как верно то, что есть Господь на небесах, что Он награждает добрых и наказывает злых, первого из вас двоих, кто скажет хоть слово, одно-единственное слово на эту тему, я задушу своими руками! Теперь говорите, ежели кто смелый!

Жан Бычье Сердце тщетно ждал ответа: оба собеседника замолчали.

VI.Глава, в которой угроза оказывается столь же бессильной, что и соблазн

На некоторое время установилось молчание, граф де Вальженез в третий раз решил изменить тактику.

Он пытался опоить, потом подкупить двоих могикан, и то, и другое ему не удалось: он решил их запугать. – Если нельзя говорить о деньгах, – начал он, обращаясь к Жану Бычье Сердце, – позволено ли мне поговорить о чем-нибудь другом?

– Говорите! – только и сказал Жан Бычье Сердце.

– Я знаю человека, поручившего вам охранять меня.

– Поздравляю! – ответил Жан. – Желаю вам побольше таких знакомых, но, откровенно говоря, они встречаются редко.

– Когда я отсюда выйду, – решительно продолжал г-н де Вальженез, – а ведь это рано или поздно произойдет, не так ли?..

– Вполне возможно, – заметил плотник.

– …когда я отсюда выйду, я заявлю в полицию, и через час он будет арестован.

– Господин Сальватор? Арестован? Да вы что?! – вскричал Жан Бычье Сердце. – Никогда в жизни!

– Ага! Его зовут Сальватор? – молвил Лоредан. – А вот я знавал его под другим именем.

– Имя значения не имеет. Я запрещаю вам трогать этого человека, понятно? Мне плевать, что вы граф.

– Вы мне запрещаете, вы?..

– Да, я! Впрочем, он и сам сумеет защититься.

– Это мы еще увидим… Я прикажу его арестовать, и можете быть уверены: о вас я тоже не забуду.

– Вы о нас не забудете?

– Вы же знаете, я полагаю, о существовании галер?

– Галеры? – испугался Туссен Бунтовщик и заметно побледнел.

– Ты же видишь, что его сиятельство сначала сделал нам честь, пытаясь нас напоить, потом оскорбил, подкупая, а теперь решил пошутить! – заметил Жан Бычье Сердце.

– В таком случае шутка плохая, – проворчал угольщик.

– Как верно то, что меня зовут Лоредан де Вальженез, – не теряя хладнокровия, выговорил пленник, – я даю слово, что через два часа после моего освобождения вы будете арестованы – все трое!

– Слышал, Жан? – вполголоса спросил Туссен. – Похоже, он не шутит.

– Все трое, повторяю: вы, господин угольщик по прозвищу Туссен Бунтовщик; вы, господин плотник по прозвищу Жан Бычье Сердце, и, наконец, ваш главарь, господин Сальватор.

– И вы это сделаете? – спросил Бартелеми, скрестив на груди руки и пристально глядя на пленника.

– Да! – убежденно проговорил граф, понимая, что настала решительная минута и что опасно, может быть, проявлять решимость, но еще опаснее бездействовать.

– Вы даете в том ваше слово?

– Слово дворянина!

– Он сделает как говорит, дружище Жан! – вскричал Туссен.

Бартелеми Лелонг покачал головой:

– Нет, дружище Туссен, не сделает.

– Почему, Жан?

– А мы ему помешаем!

Настала очередь графа содрогнуться, когда он услышал, каким тоном были произнесены эти слова, и увидел физиономию плотника, у которого не дрогнул ни один мускул, настолько он был полон решимости.

– Что ты хочешь этим сказать, Жан? – спросил Туссен.

– Когда он лежал тут недавно на столе без чувств…

– Ну?

– …что бы случилось, если бы он умер?

– Случилось бы то, что он умер, а не лишился чувств, – со свойственной ему логикой рассудил Туссен.

– Разве в таком случае он донес бы на нас и на господина Сальватора?

– Глупости говоришь! Если бы он был мертв, ни на кого бы он не донес!

– Предположим, этот господин умер, – мрачно проговорил Жан Бычье Сердце.

– Да, но я жив, – возразил Вальженез.

– Вы в этом уверены? – спросил Жан тоном, заставившим Вальженеза усомниться в своей правоте.

– Сударь… – начал граф.

– А я вам заявляю, – продолжал Жан Бычье Сердце, – вы настолько близки к смерти, что и спорить не стоит.

– Кажется, вы решили меня убить? – спросил Лоредан.

– Если это доставит вам удовольствие, – продолжал Жан Бычье Сердце, – я расскажу, как вы умрете.

– В таком случае вас отправят не на галеры, а на эшафот, – пообещал Лоредан.

– Эшафот! Эшафот!.. Слышишь, Жан? – пролепетал Туссен.

– На эшафот поднимаются только дураки, – возразил Жан, – те, что не думают о мерах предосторожности. Но будьте покойны, ваше сиятельство: мы позаботимся обо всем. Судите сами…

Граф ждал объяснений, не меняя выражения лица.

– Вот как все произойдет, ваше сиятельство, – продолжал плотник, и в его голосе нельзя было заметить ни малейшего волнения. – Я засуну вам в рот кляп, свяжу вас, как раньше…

Сними-ка со стены сеть, Туссен…

Туссен исполнил приказание и подал ему рыболовную сеть.

– Я отнесу вас к реке, – не унимался Жан Бычье Сердце, – там отвяжу лодку, мы отплывем два-три лье по течению, потом в подходящем месте, где глубина не меньше пяти метров, мы вас развяжем, вынем кляп изо рта, закатаем в сеть и бросим в воду.

Будьте покойны, вы пойдете на самое дно: уж я позабочусь зацепить ячейки сети за пуговицы на вашем рединготе! Мы подождем минут десять, когда все будет кончено, поднимемся вверх по течению, поставим лодку на место и вернемся сюда, чтобы распить по бутылочке. После чего вернемся в Париж до рассвета, разойдемся по домам так, чтобы никто нас не увидел, и станем ждать.