Читать книгу "До и после смерти Сталина - Леонид Млечин"

На процессе всплыли такие чудовищные и отвратительные подробности повседневной деятельности чекистов в годы Большого террора, что понятно, отчего все эти материалы при советской власти хранили за семью печатями.

Читать обвинительное заключение, утвержденное генеральным прокурором Руденко в январе 1955 года, и сейчас страшно. Там приведены показания тех, кого допросили следователи союзной прокуратуры. Они рисуют картину того, как действовали органы госбезопасности в сталинские времена.

Бывший надзиратель внутренней тюрьмы НКВД Грузии:

«Внутренняя тюрьма была до отказа забита заключенными. В шестиметровых камерах содержалось по 12–13 заключенных, которые не могли там не только лежать, но и сидя-то размещались с трудом. Если учесть жару, которая бывает в Тбилиси летом, то совершенно ясно, что сколько-нибудь длительное пребывание в такой камере превращалось в пытку.

Во внутренней тюрьме существовала так называемая «горячая» камера, в которой стояла страшная жара. Высокая температура поддерживалась с помощью пара. В зимнее время «горячая» камера использовалась как «холодная». Несмотря на холод, окно распахивалось, а на пол иногда наливалась вода, чтобы создать совершенно нетерпимые условия для арестованного. Подследственные в «холодной» камере находились без обуви и в одном нижнем белье».

Бывший врач тюрьмы № 1 в Тбилиси:

«Я не помню фамилий умерших в результате избиений на следствии. Их было много, а я часто даже не знал фамилии, так как нам не говорили, особенно пациентов во внутренней тюрьме. В документах медработники не отмечали причин смерти, так как это запрещали. Писалось, что человек умер от заболевания сердца… Однажды меня вызвали в «холодную» камеру, но чем я мог помочь, когда человек окоченел, и ему нужно было тепло. В «горячей» камере люди просили единственной помощи — воздуха».

Фельдшер внутренней тюрьмы:

«Обычно после допросов арестованные возвращались сильно избитыми, некоторые из них доставлялись в камеры без сознания. Ступни ног у арестованных были избиты до такой степени, что с них слезала вся кожа, и они представляли одну кровоточащую рану».

Бывший следователь:

«Шла слава о следователях Савицком, Хазане и Кримяне, которые из арестованного «отбивную котлету» делали и получали нужные им показания. В то время они были героями, их имена произносились с трепетом, они были примером, на котором воспитывались мы — молодые следователи. Я сам мечтал в то время иметь такие способности, как Кримян или Савицкий».

Бывший работник тюрьмы:

«В 1937 году в тюрьму № 1 был доставлен Двали, шофер начальника управления милиции, тоже арестованного. Двали был приговорен к расстрелу, и с группой других приговоренных его готовили вести на расстрел, причем руки его были связаны, и он сидел в кузове автомашины. В тюрьму прибыл Кримян и потребовал, чтобы Двали привели в мой кабинет. Когда его привели, Кримян спросил — хочет ли он рассказать о своих преступлениях. Двали ответил, что он ничего не знает и ни в чем не виноват.

Тогда Кримян ударил связанного Двали, который упал на пол, и лежачего стал топтать ногами. Несколько минут Кримян топтал его ногами, требуя дать показания, но Двали твердил, что он ничего не знает. Потом надзиратели унесли Двали, положили его в машину и увезли на расстрел».

Бывший следователь:

«Я видел, как Кримян, Савицкий и Гамсахурдия беспощадно били осужденного Дзидзигури рукоятками и убили его еще до расстрела. Во время избиения бывшего сотрудника органов госбезопасности Морковина Савицкий и Кримян обвиняли его в том, что он не присваивал им очередные специальные звания, и издевательски спрашивали его: «Ну как, теперь ты присвоишь нам звания?»

Машинистка тюрьмы № 1:

«Парамонов вместе с другими следователями приезжали в тюрьму, как правило, пьяные и приступали к избиениям. Я помню, что Парамонов избил Зеленцова, который в прошлом являлся начальником Парамонова. Перед вывозом Зеленцова на расстрел Парамонов вызвал его и во дворе тюрьмы (место у нас называлось хозяйственным двором) приступил к избиению Зеленцова. Я слышала удары, стоны и крики Зеленцова. Зеленцов умер во дворе».

Инспектор Тбилисской тюрьмы:

«Процедура приема приговоренных к расстрелу проходила в комендатуре, куда поодиночке вызывались приговоренные. За столом сидел Надарая и с ним два его помощника. Удостоверившись в личности приговоренного, Надарая садился на свое место, а его помощники набрасывались на заключенного и начиналось зверское избиение.

После того, как Зеленцов был убит, Парамонов рассказал, что Зеленцов был его начальником и придирался к нему, как он выразился — «жизни не давал». Парамонов участвовал почти во всех случаях избиений арестованных, приговоренных к расстрелу. Чувствовалось, что он испытывал какое-то наслаждение, когда избивал арестованных, приговоренных к расстрелу, — он знал, что жаловаться на него не будут, и давал волю своим темным инстинктам. Это был настоящий садист».

Фельдшер внутренней тюрьмы:

«На спине у Мамия Орахелашвили (бывший первый секретарь Закавказского крайкома партии, то есть бывший начальник Берии. — Авт.) имелись кровоточащие раны. На ногах было множество синяков. Вместе с Орахелашвили в камере был один арестованный, который или был сумасшедшим, или притворялся сумасшедшим. Он терзал Орахелашвили в камере, царапал его, бил, не давал никакого житья; Орахелашвили вынужден был скрываться от него под кроватью в камере».

Жена бывшего сотрудника НКВД Грузии Осипова тоже была арестована. Она выжила и смогла потом рассказать, что испытала:

«Ночью меня вызвали на допрос. Меня ввели в большой кабинет. Когда я вошла, спиной ко мне стояло несколько сотрудников. Они расступились, и я увидела мужа. Он полулежал и имел страшный вид. Лицо у него было все окровавленное, в кровоподтеках, волосы обильно пропитались кровью и стояли дыбом. Одна нога у него была голая, и она совершенно потеряла форму, была страшно опухшей и невероятно большой. Она была вся залита йодом и лежала на галоше.

Осипов имел вид полуживого человека. Невероятно слабым голосом, еле-еле пошевелив руками и с огромным усилием слегка повернув ко мне голову, он спросил: «Где ребенок?» Я ответила: «Не знаю». После этого он мне сказал: «Я ни в чем не виноват, не понимаю, что происходит». От ужаса я оцепенела и впала в полуобморочное состояние».

Бывший начальник тбилисской тюрьмы:

«Летом 1937 года ко мне прибыл из внутренней тюрьмы бывший командир дивизии Буачидзе. Он был избит до полумертвого состояния. На ногах он, конечно, не мог стоять. Он не мог говорить, только стонал. Я помню, что все тело Буачидзе было покрыто сплошными синяками и кровоподтеками. Он не мог мочиться естественным способом, так как у него был поврежден мочевой пузырь и моча выходила через живот… По существу Буачидзе был уже в предсмертной агонии. Надо сказать, что Буачидзе был крепкого сложения, здоровым и поэтому особенно бросалось в глаза его состояние. На следующий день после доставки Буачидзе в тюрьму он скончался».