Читать книгу "Миланская Роза - Звева Казати Модиньяни"

А сколько ей еще осталось блистать? Что будет, когда рассеется таинственная завеса? Такие вопросы мучили Соланж даже в ту минуту, когда осветители включали прожекторы и начиналась съемка. На Соланж набрасывались гримеры, парикмахеры, портнихи. Марк Кэсседи то сладко уговаривал ее, то орал на девушку. Льстивые слова чередовались с грязной руганью, перемежаемой щелчками затвора фотоаппарата. В этой адской суматохе рождалось чудо — являлась мечта по имени Соланж.

В шумном блестящем мире моды, среди людей, обращавшихся с ней как с королевой, Соланж сразу почувствовала себя своей. Она восхищалась собой и восхищалась окружающими. А на память ей приходил хрипловатый, нежный голос матери:

— Соланж, ты слишком хороша для этих мест. Ты станешь богатой синьорой и объездишь весь свет, — твердила женщина, намыливая дочку-подростка в корыте. — Видел бы тебя отец! Я-то тебя назвала Марией, а отец, он приехал позже, сказал, что ты будешь — Соланж. Он был человек важный, образованный, много видел. Он говорил, что в имени Соланж чувствуется страсть и богатство. Говорил, нашей дочке такое имя под стать. Как бы я хотела, чтобы он увидел тебя! Ведь он оказался прав: ты станешь настоящей дамой и будешь богата…

Но дочь стала проституткой, как и мать. Однако теперь жизнь ее изменилась. Соланж прекрасно знала, как и когда произошли эти перемены, но что ее ожидает в будущем, сказать не могла. Когда-нибудь и ее звезда упадет с лазурного небосвода: звезды зажигаются лишь на мгновение и неизбежно гаснут.

Она научилась подчиняться и держала обет молчания. Ей пришлось смириться с затворничеством и молчать, но люди, суетившиеся вокруг нее, не молчали. Они создали миф Соланж, а были жестоки и безжалостны. Особенно изводил ее Марк, легко переходивший от неумеренной лести к грубым оскорблениям.

— Соланж, любовь моя, смотри в объектив! Левую ногу, сокровище мое… Чуть-чуть выше левую ногу… Вот так… Божественно! Великолепно! Сол, смотри мне в глаза! Улыбайся… Нет, не так… Ты что, зубную пасту рекламируешь? Не так, дура! — орал Марк. — Начнем сначала. Марио, поправь прическу. Макс, чуть добавь румян на правую щеку. Сол, что ты дергаешься? Что топчешься на месте? Господи, это еще что такое? Писать хочешь?

Да, ей хотелось, к тому же у нее кружилась голова, пот лился градом, спина разламывалась от ненатуральных поз. А Санджи рядом не было, и никто не думал ее утешать.

— Перерыв! — заорал Марк громовым голосом, словно приказывал остановиться солнцу, и без сил рухнул в шезлонг.

Соланж вонзила зубы в бутерброд, поднесенный ей осветителем.

— Боже, она жует! — завопил Марк.

Он выглядел потрясенным, словно хирург, обнаруживший, что его пациент после тяжелейшей полостной операции поглощает спагетти.

— Да, жую! — ответила с набитым ртом Соланж.

Фотограф вскочил, как будто его катапультой выбросило, с проклятьем отшвырнул осветителя, осмелившегося угостить фотомодель, и обрушился на Соланж:

— Сумасшедшая дура! Макс, поправь макияж. Она все развезла своим бутербродом!

Девушке ужасно хотелось вылить на Марка весь поток известных ей ругательств, а знала она немало, но Санджи велел Соланж набраться терпения. Только так она станет звездой.

Макс подгримировал Соланж, и Марк распорядился:

— Начинаем, ребята! Свет, музыка! А ты, — обратился он к Соланж, — прислонись к колонне. Нет, не так. Прильни, прилипни! У тебя мужик был когда-нибудь? Ну вот, представь, что ты с ним в постели. Прилипни, прилипни к нему! Нет! Нет! Нет! — завелся Марк. — Зачем мне улыбка Джоконды? Изобрази шлюху… Как будто испытываешь свинское наслаждение в постели… И что это за рот? Зачем ты складываешь губы куриной гузкой? Представь себе, что сосешь… Да не леденец! В рот брать приходилось? Вот теперь молодец, замечательно!

Соланж улыбнулась, сошла с помоста и походкой пантеры подошла к Марку.

— Сукин ты сын! — прочувствованным тоном заявила она, словно поздравляя фотографа с Рождеством.

Девушка спустилась на лифте вниз и ворвалась в кабинет Санджи.

— Что случилось? — встревожился Санджорджо.

— Все! Больше не могу! Я уезжаю…

— Мы вместе уедем. Кончатся съемки, и отправимся в Лугано. Взгляни, — он показал на газеты и журналы, разложенные на столе. — О тебе пишут больше, чем о президенте Рейгане. Ты довольна?

Он говорил с ней, как с избалованным ребенком, которого пытаются отвлечь, демонстрируя новую игрушку.

— Нет, я не довольна! И возвращаюсь домой! В Мексику, в Америку, в Лондон, в Париж! Куда угодно! Там я смогу тратить заработанные деньги и наслаждаться завоеванной популярностью.

Соланж была настроена решительно. Санджи побледнел. Тут на пороге появился запыхавшийся Марк.

— Что случилось, лапочка? — недоуменно спросил фотограф.

— Пошел вон! — вскипела Соланж.

— Да что на нее напало? — недоумевал Кэсседи.

Санджорджо решил вмешаться:

— Все в порядке, Марк. Оставь нас ненадолго.

И он вежливо проводил Кэсседи до дверей.

Фотограф вышел, провожаемый взбешенным взглядом Соланж. Сильвано обнял девушку за плечи, подвел к дивану и участливо попросил:

— Ну, расскажи, что случилось!

— Я устала, — призналась Соланж, опустившись на диван.

— Доверься мне. Может, вместе нам удастся разрешить твои проблемы.

Он налил девушке выпить, но она отказалась. Соланж прикрыла глаза, и крупная слеза, соскользнув с шелковых ресниц, пробежала по ее щеке.

— Я устала, — повторила она. — Да, я работала в казино, и тебе это известно. Не явись ты тогда за мной, я бы вернулась в Акапулько. Ты убедил меня попробовать.

Соланж подняла глаза и посмотрела в лицо Сильвано.

— Я не говорю, что там было лучше, — продолжала она. — Нет, но все было ясней, понятней. Мне платили за работу проститутки. Теперь я — звезда, а меня называют шлюхой. И твердят: сделай то, сделай это…

Санджи улыбнулся с облегчением и сказал:

— Прошлого больше не существует. Забудь.

— Нет, — возразила Соланж. — Я хочу помнить. Я должна помнить. Без прошлого нельзя понять настоящего. Я смотрю в прошлое, словно в зеркало, которое не лжет…

— Тебя Марк обидел, верно? — догадался Санджи.

— Он оскорбил меня. Грязные намеки импотента… Я понимаю желание мужчин. Иногда мне это нравится, иногда трогает, чаще раздражает. Но такое бесполезное хамство оскорбляет. Он же просто проявляет деспотизм. И мнит себя при этом Господом Богом…

Санджи обнял девушку и заговорил с ней ласково:

— Если хочешь, откажемся от услуг Марка. Но лучшего мы не найдем. Марк любит провоцировать, но ему всегда удается поймать нужный момент. Он тебя обижает, чтобы увидеть твою реакцию. Но к тебе лично это отношения не имеет. Ему нужно уловить верное выражение. Поверь мне, воробышек, ты становишься орлом.