Читать книгу "Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб - Ф. Саусверд"

Для чего вообще потребовалась вся эта возня? У Иманта были в Риге и в республике надежные помощники, те же Банкович, Скрейя, Туснелда Балоде-Розентретере, Арвид Балодис, Валия Балоде, Алма Микелсоне — десяток человек, проверенных, храбрых, предприимчивых и не подводивших своего лидера. Они и должны были стать его опорой. Кого-то из них можно было вывести в лес, проинструктировать, определить и на кого опереться в Риге. Опора только на своих, только на проверенных! Это закон подполья. Очевидно, «слоны» из штаба партизанского движения в Москве об этом законе забыли начисто. Балод и Гром, руководившие из Освеи всей операцией, попросту не имели опыта в этих делах, но их никто и не контролировал. Бригада 24–25 декабря перебазировалась к своим, за линию фронта. Парадокс заключался в том, что революционером-профессионалом, подпольщиком с десятилетним стажем Судмалисом руководил Балод, до войны работавший директором райпромкомбината в Московской области!

Где-то 20 января Эмилия прибежала к Марии.

— Мария, Валя, — крикнула она, — беда, беда пришла! Я встретила мать Густава. Все наши друзья арестованы: и бедная Ольга, и Густав с женой, и Федор, и Леша Мартыненко с Еленой! Все, все! А Елена ждет ребенка! Всех, кто на этой свадебной фотографии, всех забрали. Вот какое несчастье принес в их дом этот ушастый гестаповец, как его там! Кто его привел в дом Елены и Анны? Что за сволочь? И родителей Елены арестовали. За что?

— Что будет с нами? — тихо спросила Мария.

— То же самое, — ответила Валя и закусила чтобы не разреветься.

— Валя, тебе надо уходить, бежать в лес. Немедленно! — командовала Эмилия.

— Куда мне идти? — тихо ответила Валя. — На мне замкнуты люди. Я их опора. Тот же Иван Рагозин! Он через меня посылает свои сообщения. Как же я подведу людей? Будет команда — уйду. Вчера шла по улице, встретила двух бывших студентов с юридического. Остановились, потрепались, не знала как и улизнуть. Еле убежала. Дела, говорю, свидание ждет.

Об этой уловке распорядился Пуриньш: пусть думает, что ее опознали на улице эти два студента. Ни грамма подозрений на Рагозина! Так Валя и стала думать…

— Что делать? — тихо повторила Мария. — Будем ждать своей судьбы. Куда я от своего дома побегу? Мне бежать некуда.

— Почему Ольгу не мог Шабас в отряд переправить? — высказала вслух давно мучившую ее мысль Эмилия. — Он был так дружен с семьей Густава, мог и позаботиться.

— Знаешь, как в отряде, туда только мужиков переправляли. Об Ольге им только недавно стало известно, они хотели ее взять к себе, да не успели.

— У меня из головы этот турок не выходит, — вымолвила Мария, — поди накрыли их со всеми листовками, что они делали. Мне как-то читать давали последние новости из Москвы. И Елена ребеночка ждет. Господи, что с нею будет?..

Долго так сидели три женщины и перебирали судьбы тех, тюремные ворота за которыми уже захлопнулись. Они знали, что такое же будущее ожидает их самих, но не были в состоянии изменить его. Так складывалась их жизнь.

В середине января Пуриньш по указанию Ланге вызвал на встречу Рагозина, и между ними состоялся разговор, от которого многое теперь зависело.

— Вот что, Иван! После всех чисток, что мы провели за прошедшее время, ты у нас выдвинулся в так называемом подполье в фигуру номер один, почти руководителя. Так? — решил подмазать Рагозина лестью Пуриньш.

— Вы хотите сказать, что на безрыбье и рак рыба? Рак с перебитой клешней, — и он с трудом плечом двинул, которое, нет-нет, да и побаливало.

— Допустим и так. Вопрос вот какой. Мы бросили в отряд несколько наживок, но настоящая рыба, ты знаешь о ком я говорю, их то ли не взяла, то ли не распробовала, к крючкам не приближается, — продолжал свою мысль Пуриньш.

Рагозин молчал. О всех шагах гестапо, предпринятых для вывода Иманта в Ригу, он попросту не знал.

— Мы думаем тебя послать в отряд. Придешь, доложишь, что не знаешь, что и делать. Много народу арестовано, эти аферисты «центра» разбежались в разные стороны. До них, черт их побрал, должно дойти, что для продолжения борьбы, — он подмигнул Рагозину, — в кругах латышской публики нужен настоящий организатор. Ты же фигура временная.

Рагозин заволновался, он трусил.

— Да вы что, господин начальник? Мне идти в отряд? Это никак невозможно. Мы же не знаем, что им известно об истории со Смушкиным. Что этот еврей знал обо мне? Если он знал больше встречи с Ирисом, и это просочилось в отряд, что тогда? Может быть, из-за этой истории и Имант побаивается и не идет? Как они рассудят, правильно ли я сделал, что придушил его? Плечо же болит. О том, что он стрелял, где я получил рану — тоже надо рассказать. Все об этом знают. Рига город небольшой, а круг моих корешков весь на ладони. Врать нельзя. Слово за слово, и тень на меня такая наползет, что не отмоешься.

Пуриньш задумался. Резон в словах Рагозина был. На всякий случай он сказал:

— Ни черта им об этой истории неизвестно. Все каналы связи с отрядом у нас в руках.

— Вдруг не все? Кто-нибудь да прорвался без нас? — заметил Рагозин.

— Были такие, пробовали, но ничего у них не вышло, — вспомнив Кириллыча и Соломатина, сказал Пуриньш. — Ладно, давай прервем разговор. Завтра продолжим. Захвати Степана.

На следующий день встретились вновь.

— Доктор Ланге учел твои возражения. Пойдет Степан.

— Я? Как что, так Степан, — заверещал Гудловский.

— Молчать! — рявкнул Пуриньш. — Отъелись, отпились, не то слово — отожрались, обнаглели так, что уже мышей ловить не можете? Захотели на лагерный паек перебраться?

— Да что мы, господин Пуриньш! Раз надо, сделаем, — заговорил нормальным голосом Степан.

— Вот так-то лучше. Понесешь письмо от Ивана. Рагозин, вот короткий текст. Перепиши своей рукой, — сказал Пуриньш.

Иван стал переписывать.

— Степан, улови главную идею. Письмо коротеньким будет. В такие походы длинные не носят. Скажешь, что Иван все на месте здесь приготовил. В смысле почти двух десятков пистолетов, пары автоматов, гранат. И хватит. Особенно не хвастайся. На месте все есть, тащить из отряда не надо. Но руководить здесь не Ивану же, он, скажешь, людей не знает и что-то со здоровьем у него последнее время плоховато. Кашляет, скажешь, как туберкулезник, — сочинял Пуриньш.

От последних слов Рагозин и Гудловский аж зашлись от смеха.

— Поймите, надо и человеческую жалость вызвать. Если она к делу приварится, то неплохо будет. Психологически тонкий ход, — поучал Пуриньш. — Дашь адрес своей квартиры, той, в конце Мариинской. Понял?

Гудловский кивнул.

— И последнее, этому деятелю, — Пуриньш назвал Графа, — передашь на словах: сделать все, чтобы сопроводить Иманта в Ригу.

— Прямо так? — Степан переглянулся с Рагозиным.

— Только таким образом, — подтвердил Пуриньш.