Читать книгу "О Китае - Генри Киссинджер"

КИССИНДЖЕР: Нам это трудно сделать, особенно назвать Вас старым бюрократом.

МАО: Я разрешаю это сделать [стучит по своему креслу]. Я буду только рад, если все иностранцы начнут стучать по столам и ругать меня».

Мао еще больше усилил элемент угрозы, говоря мне колкости по поводу китайского вмешательства в Корейской войне:

«МАО: ООН приняла резолюцию, которую инициировали США и в которой объявлялось об агрессии Китая против Кореи.

КИССИНДЖЕР: Это было 25 лет назад.

МАО: Да. Поэтому это не связано с Вами напрямую. Это произошло во времена Трумэна.

КИССИНДЖЕР: Да. Это было так давно, и наши восприятия с тех пор изменились.

МАО: [Коснулся своей головы.] Но резолюция до сих пор не отменена. Я по-прежнему ношу этот колпак „агрессора“. И я тоже рассматриваю это как величайшую для себя честь, которую ни одна другая не сможет заменить. И это хорошо, очень хорошо!

КИССИНДЖЕР: Значит, тогда нам не надо менять резолюцию ООН?

МАО: Нет, не надо это делать. Мы никогда не выдвигали такую просьбу… Мы не можем это отрицать. Мы действительно совершили агрессию против Китая [Тайваня] и в Корее. Не могли бы Вы помочь мне сделать это заявление достоянием общественности, может быть, во время одного из Ваших брифингов?..

КИССИНДЖЕР: Я думаю, я разрешу Вам огласить его. Я вряд ли сам смогу найти слова для исторически корректного заявления»[475].

Мао Цзэдун отметил по меньшей мере три момента. Во-первых, Китай готов выстоять в одиночку, как и во времена Корейской войны против Америки и в 1960-е годы против Советского Союза. Во-вторых, он подтвердил принципы перманентной революции, выдвинутые в ходе этих конфронтаций, как бы это ни было неприятно для обеих сверхдержав. В-третьих, он выразил готовность вернуться к ним, если возникнут препятствия на пути проводимого им сейчас курса. Открытие для Америки, с точки зрения Мао, не означало конца идеологии.

Пространные комментарии Мао Цзэдуна вновь отражали двойственность его натуры. Никто лучше умирающего Председателя не понимал геополитических требований, стоящих перед Китаем. На нынешнем этапе истории они вступали в противоречие с традиционной концепцией опоры Китая на собственные силы. Какой бы ни была критика Мао Цзэдуном политики разрядки, Соединенные Штаты несли основную тяжесть конфронтации с Советским Союзом и большую часть бремени военных расходов в некоммунистическом мире. Имелись все предпосылки для безопасности Китая. Шел уже четвертый год после восстановления отношений с Китаем.

Мы были согласны с общим пониманием Мао Цзэдуном стратегии. Но нельзя было возлагать на Китай ее претворение в жизнь, и Мао знал это. Но именно против такого люфта гибкости как раз и возражал Мао Цзэдун.

В то же самое время в китайском сообщении объявлялось, что Мао Цзэдун «имел беседу с д-ром Киссинджером, прошедшую в дружественной атмосфере», тем самым давая понять миру, что связи продолжаются, из чего должны были последовать верные выводы. Позитивное заявление сопровождалось фотоснимком, придававшим ему особую значимость: на нем смеющийся Мао стоял рядом с моей женой и со мной, при этом он указывал пальцем, как бы давая понять, что Соединенные Штаты нуждаются в уроке милосердия.

Как всегда, было непросто подвести итог недоговоркам и афористическим комментариям Мао Цзэдуна, а иногда даже понять их. В ходе устного доклада президенту Форду я описал состояние Мао «вроде как изумительное» и напомнил ему, что он из числа тех людей, кто руководил Великим походом — это «длившееся целый год стратегическое отступление, проходившее через труднодоступную местность и при частных нападениях на них, позволившее сохранить дело китайских коммунистов в гражданской войне»[476]. Мао Цзэдун не высказывался против разрядки, речь шла о том, какая из трех сторон отношений «треугольника» сможет избежать поглощения в начале зарождающегося кризиса. Я сказал президенту Форду:

«Я гарантирую Вам, что если мы действительно вступим в конфронтацию с Советским Союзом, они нападут на нас и Советский Союз, собрав вокруг себя весь „третий мир“. Хорошие отношения с Советским Союзом — лучшее средство для сохранения наших отношений с Китаем — и наоборот. Наша слабость — вот в чем проблема. Они полагают, будто у нас беда с ОСВ и разрядкой. Это им на руку»[477].

Уинстон Лорд, возглавлявший тогда аппарат политического планирования Государственного департамента и главный автор плана организации секретной поездки, а позднее и всей нашей китайской политики, добавил тонкое толкование двусмысленных высказываний Мао, о чем я сообщил президенту:

«Основной посыл Председателя и главные темы вполне ясны. Они составляли четкие стратегические рамки для визита Киссинджера и даже, по сути, для развития наших отношений за последние пару лет. Но остается несколько загадочных фраз, смысл которых неясен. Следует заняться поисками нюансов и более глубокого смысла, скрытого за лаконичной и приземленной прозой Председателя. В большинстве случаев подтекст очевиден. В других случаях, однако, вряд ли может быть что-то особо примечательное или что-то типа старческого маразма, бессвязное и бесцельное… Для примера один из образчиков его двусмысленностей: „Нет ли у вас каких-либо средств, чтобы вылечить мою нынешнюю потерю способности четко говорить?“ Странность в том, что разговор о его собственном здоровье занял не очень много времени. Сомнительно, будто он серьезно просил помощи по медицинским вопросам. Но может быть, Председатель подразумевает, что его голос в Китае (или в мире) плохо слышен, а его влияние падает и он хочет, чтобы США своими действиями и политикой помогли ему укрепить его позицию? Может, он хочет, чтобы мы помогли ему „четко говорить“ в более широком смысле слова?»[478]

В то время я полагал замечания Лорда несколько надуманными. Узнав с тех пор больше о внутренних маневрированиях в Китае, я сейчас считаю, что Мао вкладывал более глубокий смысл.

В любом случае октябрьская поездка, предназначенная для подготовки визита Форда, прошла в весьма прохладной атмосфере, отражающей внутреннюю напряженность в Китае. Казалось, президентский визит не обещает ничего хорошего, поэтому мы сократили его сроки с пяти до трех дней, отменив две остановки вне Пекина и заменив их на краткие визиты на Филиппины и в Индонезию.

В день моего возвращения из Китая Шлесинджера сняли с поста министра обороны, его сменил Дональд Рамсфельд. Меня проинформировали об этом после свершившегося факта, но я бы действительно предпочел, чтобы этого не случилось. Я был уверен, что это вызовет разногласия по поводу внешней политики Вашингтона, могут возникнуть вопросы по поводу дипломатического процесса, в который мы недавно включились. На самом деле освобождение от должности министра обороны ничего общего не имело с приглашением Мао Цзэдуна Шлесинджеру посетить Китай. Форд попытался задраить люки перед надвигающейся политической кампанией, а он всегда чувствовал себя неловко с вечно кислым Шлесинджером. Но в китайском руководстве, несомненно, могли бы толковать увольнение Шлесинджера как демонстративную отповедь на китайскую колкость.