Читать книгу "Перед падением - Ной Хоули"

Пауза. Что произошло за эти секунды?

– Он тоже обойдется, – говорит Мелоди. – Полет короткий, поэтому не будем расслабляться.

Билл Каннингем, сидя в кресле, снова наклоняется вперед, упираясь локтями в колени.

– Поговорим о полете, – говорит он. – Расскажите, что произошло?

Скотт кивает. Он несколько удивлен ходом интервью – пока беседа развивается так, словно Каннингема интересуют только события, непосредственно связанные с катастрофой. Ему казалось, что у них с телеведущим сразу начнется ожесточенная перепалка и обмен «любезностями».

– Понимаете, – начинает Скотт, – я опоздал. Вызванное такси не приехало, поэтому мне пришлось добираться на автобусе. Я был уверен, что к тому моменту, когда он доплетется до аэродрома, самолет уже улетит. Но я оказался не прав. Меня ждали. То есть самолет готовился к отлету – дверь уже начали закрывать. Но все же меня какое-то время дожидались. В общем, когда я поднялся на борт, часть пассажиров уже сидела в креслах – Мэгги и дети, миссис Киплинг. Дэвид и мистер Киплинг, кажется, еще стояли в проходе. Стюардесса принесла мне бокал вина. Я к таким вещам не привык. Понимаете, до этого мне никогда не приходилось летать в частных самолетах. Потом командир попросил всех занять свои места. Те, кто еще стоял, тоже сели в кресла и пристегнулись.

Скотт умолкает. Глядя на одну из ламп, он пытается вспомнить какие-то детали.

– В это время передавали бейсбольный матч. Играла бостонская команда, «Ред сокс». Комментатор все время что-то тараторил. Рядом со мной сидела миссис Киплинг. Мы с ней немного поговорили. Мальчик, Джей-Джей, спал. Рэйчел копалась в своем айфоне – наверное, выбирала музыку. Она была в наушниках. А потом мы взлетели.

Вместе с остальным потоком автомобилей Гэс проползает мимо аэропорта Ла-Гуардия. Над его головой с ревом проносятся садящиеся и взлетающие самолеты. Чтобы лучше слышать запись, Франклин поднимает боковые стекла и выключает кондиционер, хотя на улице стоит тридцатиградусная жара.

– Желтый индикатор загорелся, – раздается голос Джеймса Мелоди.

Пауза. Гэс, обливающийся потом, слышит звук, похожий на легкое постукивание. Затем снова голос Мелоди:

– Вы меня слышите? Горит желтый индикатор.

– Вижу, – отвечает Буш. – Погас. Похоже, все дело в лампочке.

– Сделайте пометку для техников, – говорит Мелоди.

Далее следуют звуки, природу которых Гэс определить не может.

– Черт! – внезапно восклицает командир экипажа. – Погодите-ка. У меня…

– В чем дело, командир?

– Возьмите управление на себя. У меня опять кровь носом пошла. Мне нужно привести себя в порядок.

Судя по звукам, Мелоди встает и идет к двери кабины.

– Говорит второй пилот. Беру управление на себя.

Слышно, как открывается и закрывается дверь. Чарли Буш остается в кабине один.

– Я смотрел в окно самолета и все время думал о том, что все происходящее как-то нереально, – говорит Скотт. – Так бывает – человек вдруг чувствует, что словно переносится в другую жизнь.

– Что, по-вашему, стало первым признаком сбоя в полете? – спрашивает Билл. – С чего все началось?

Скотт вздыхает:

– Трудно сказать. Все произошло совершенно неожиданно. В салоне было шумно. Дэвид и Киплинг орали и хлопали. И вдруг все закричали от ужаса.

– Кричали и хлопали?

– Ну да. Я же говорю, по телевизору показывали бейсбольный матч, и Дэвид с Киплингом его смотрели. Что-то такое там происходило на экране и привлекало их внимание. Кажется, это был какой-то игрок по фамилии Дворкин. Я помню, как Уайтхед и Киплинг отстегнули ремни и встали. И вдруг самолет резко нырнул вниз, так что они едва смогли снова забраться в кресла.

– Ранее вы в беседе с членами следственной группы сказали, что тоже отстегнули ремень.

– Да. Разумеется, это была глупость. Я держал в руках блокнот для набросков. Когда самолет клюнул носом и начал падать, я уронил карандаш и решил его поднять. Поэтому и отстегнулся.

– И это спасло вам жизнь.

– Да. Наверное, вы правы. В тот момент все люди в салоне кричали. И еще я слышал какой-то сильный стук. А что было потом…

Скотт пожимает плечами, давая понять – больше ничего толком не помнит.

Билл кивает:

– Значит, такова ваша история.

– Моя история?

– Ваша версия события.

– Я рассказал то, что сохранилось в моей памяти.

– Значит, вы уронили карандаш, отстегнули ремень, чтобы поднять его, и благодаря этому спаслись.

– Понятия не имею, благодаря чему я спасся. Сомневаюсь, что на то была какая-то особая причина, скорее всего, действие законов физики.

– Физики?

– Да. Сказываются законы физики. В результате я был выброшен из самолета, а из пассажиров каким-то образом выжил только мальчик.

Каннингем держит долгую паузу, словно хочет сказать: «Я мог бы продолжить беседу на эту тему, но не стану этого делать».

– Давайте поговорим о ваших картинах, – предлагает он.

В любом фильме ужасов есть момент, когда напряжение нагнетает тишина. Персонаж выходит из комнаты, но камера не следует за ним, а остается на месте. Ее объектив может быть направлен на что угодно – на дверной проем, на детскую кроватку. Какое-то время ничего не происходит, и это, как и давящая тишина, вызывает у зрителя ощущение безотчетной тревоги. Затем он начинает искать в интерьере комнаты что-то необычное, продолжая до звона в ушах прислушиваться к тишине. Из-за того, что комната совершенно обычная, тревога только усиливается и превращается в чувство, которое Зигмунд Фрейд называл страхом перед необъяснимым. Настоящий ужас возникает тогда, когда человеку начинает казаться, что даже самые обыкновенные предметы и явления могут таить в себе нечто зловещее. Наше воображение само порождает страхи, не имеющие логического объяснения.

Подобное ощущение возникает у Гэса Франклина, который медленно едет по шоссе в потоке машин. Люди, сидящие в окружающих его автомобилях, возвращаются с работы домой. Кто-то из них собирается отправиться на пляж и провести там остаток жаркого дня. Тишина на записи, которую прослушивает Гэс, кажется почти полной – если не считать едва слышного механического шипения. Гэс с помощью кнопки на корпусе телефона прибавляет звук до максимума, и шипение становится громче.

И вдруг на его фоне отчетливо звучит произнесенное шепотом слово. Затем еще раз и еще.

«Сука».

– Нет, давайте не будем говорить о моих картинах, – возражает Скотт.

– Почему? Что вы пытаетесь скрыть?

– Ничего. Это просто картины – и все.

– Однако же вы их прячете.