Читать книгу "Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл"

Ее счастье трогало его, но сердце у него сжалось. Катерина ушла от него, он ее теряет! Хьюик отгонял мрачные мысли и ругал себя за эгоизм. В конце концов, Катерина ему не принадлежит.

– У меня будет ребенок! Хьюик, я просто не верю своему счастью. Не могу дождаться, когда сообщу новость Томасу… он будет вне себя от радости.

Олд-Манор, Челси, май 1548 г.

Катерина растянулась на постели; она задремала, и ей приснился Генрих, что она еще замужем за ним. Она проснулась резко, как от толчка. Она еще не до конца поняла, где находится, и ей было не по себе. Во сне ее окружал знакомый липкий страх. Не сразу она сообразила, что теперь все по-другому… Она вздохнула с облегчением. Лежа на спине, ощущала, как в ней ворочается ребенок. Его движения еле ощутимы, смутная пульсация, как будто внутри нее бьется мотылек, и ее окатывает такая радость, как если бы мир наконец обрел смысл.

Рядом на подушке вмятина – след головы Томаса. Они были при дворе; она вернулась совершенно измученная. На барке ей едва удавалось держать глаза открытыми. Когда они ложились спать, Томас не переставал говорить о брате, о том, как он злится на лорда-протектора. Его слова плыли над ней, не задевая; она постепенно погружалась в глубокий сон. Теперь ее не волновало ничто: ни драгоценности королевы, ни вздор насчет того, кому следует идти первым на официальных церемониях и занимает ли Томас пост в государственном совете… а он все продолжал. Значение для нее имело только одно: ребенок, который чудесным образом растет в ее животе.

Она вспоминала, как обрадовался Томас, узнав новость. Он наградил ее лучезарной улыбкой. Можно было подумать, он первый мужчина, который готовится стать отцом! Катерина в шутку называла его Адамом. Он снова относится к ней с преувеличенной нежностью. Ей кажется, что она способна прочесть его мысли. Ребенок еще не родился, а в его голове уже вертятся большие династические планы.

– Рожать ты будешь в Садли, – решил он. – Пусть наш сын появится на свет в собственном замке. Я распоряжусь, чтобы там все подготовили. Сделали замок достойным королевы, ведь мой ребенок будет сыном королевы!

Она радовалась тому, что оказалась не бесплодной. Она похорошела, расцвела, и ей все чаще хотелось получать ласки мужа. Но Томас, хоть и обожал ее по-прежнему, боялся к ней прикасаться. Он боялся повредить наследнику. Ей казалось, что она сходит с ума от желания, а он лишь нежно обнимал ее, гладил по голове, шептал ласковые слова и требовал, чтобы все ее капризы исполнялись. Катерина никогда не чувствовала себя такой любимой – и одновременно такой раздосадованной.

Она вздрогнула, услышав тихий стук в дверь.

– Войдите! – крикнула она.

Вошла Дот. Чепец надет набекрень и, кажется, наизнанку. Катерина сразу поняла: что-то случилось. Дот раскраснелась, не смотрит ей в глаза. Дот редко волновалась. Она не плакала даже после того, как ее первая беременность закончилась выкидышем.

– Всякое бывает, – сказала она тогда. – Будут и другие. В конце концов, мне всего двадцать три года.

– В чем дело, Дот? – спросила Катерина. – Что случилось?

Она хлопнула по кровати рядом с собой, но Дот не села; она нависла над Катериной темной тенью, а в спину ей лился яркий свет из западного окна. Она сложила ладони вместе, как будто собиралась ломать руки. Губы ее шевелились, но с них не слетало ни звука.

– Дот, что случилось? Что-то с Уильямом?

Наконец Дот обрела дар речи:

– Я не могу сказать вам, мадам. Зато покажу.

Катерина села в постели, какое-то время сидела неподвижно, чувствуя, как кровь приливает к голове. Лицо Дот было очень серьезно. Значит, в самом деле что-то случилось… Внутри у Катерины все сжалось, подступил страх.

– Крепитесь, мадам.

Катерина следом за Дот вышла в коридор, они проследовали по галерее, спустились в восточное крыло. Куда подевались слуги? А ведь сейчас время молитвы. Наверное, все ушли в часовню. Словно в ответ на ее догадку до ее ушей доносятся слабые звуки псалма.

Господь – пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться:

Он покоит меня на злачных пажитях…

Навстречу им вышла мистрис Астли. Почему она не на молитве? Что-то случилось. Кто-то заболел… Мистрис Астли встала между Дот и дверью и прошипела:

– Туда нельзя!

– Пропустите, мистрис Астли, – прошептала Дот, но Астли положила руку на засов и, видимо, не могла ничего объяснить. Рот ее открывался и закрывался, как у рыбы, но с ее губ не слетало ни слова.

…подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего…

– Отойдите. – Катерина сделала шаг вперед. Как ни странно, она почему-то тоже говорила шепотом. Происходящее озадачивало ее и злило.

Но Астли, которая по-прежнему держала одной рукой задвижку, другой хватала Катерину за рукав и пыталась оттолкнуть ее от двери.

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла…

Катерина стряхнула ее руку, и Астли вдруг опомнилась. Она поспешно бросилась на колени:

– Простите меня, мадам, прошу, простите меня!

– Ради всего святого, встаньте! – сухо произнесла Катерина.

Дверь медленно открылась, за нею видна большая кровать под пологом. Шторы слегка раздернуты. Постельное белье смято. Из-под простыней высовывается белая нога, а над ней рука ладонью кверху. Серая вена идет по всей длине.

…потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня…

Здесь как-то липко и влажно… и запах, ужасно знакомый запах…

– Это Елизавета, она больна… – ахнула Катерина, вспоминая о «потливости» и рассказах о том, как быстро она убивает; в голову пришли имена знакомых, унесенных таинственной болезнью. И только потом она поняла, что Елизавета, которая начинает шевелиться, не одна, что под покрывалом видна другая нога, темнее, больше.

Она не сразу осознала, в чем дело. Отчего-то вспомнила: она сама вышивала это покрывало штокрозами. Давным-давно, еще в Хэмптон-Корт. А вторая нога ужасно знакома… она знает ее, знает на ней каждую родинку, каждое пятно. Вот и шрам от турецкого ятагана, и ямка на лодыжке в том месте, где он ударился о каменную ступеньку. Кто-то отдергивает полог – наверное, Дот. У Катерины закружилась голова. Чтобы не упасть, она схватилась за столбик кровати.

Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей…

Что-то черное поднимается изнутри, заполняет голову, и она падает. Потом – пустота.

При падении Катерина ударилась головой об пол.

Дот бросилась к ней. Королева была без сознания, но дышала.

Голый Сеймур вскочил с кровати, не обращая внимания на то, что все его видят. Схватил подушку, оттолкнул Дот. Нагибаясь, приподнял голову Катерины и подложил под нее подушку, гладил ее по лицу, повторяя: