Читать книгу "Не один - Отар Кушанашвили"

Но ему есть, что сказать по теме. Он рот открывает, чтоб мысль сказать. Лучше, конечно же, на спортивном канале быть Иваном Дорном, когда в одном глазу вечеринка, в другом – корпоратив, а между ними на лбу написано – 70 тысяч евро гонорара. Нормальный такой типаж для программы «Культ тура», где про футболистов думают и говорят даже хуже, чем они есть на самом деле.

Как-то я пикировался с Юрой Дудем. Мое мнение было таким: его не убирают с канала только потому, что во время визитов к начальству он подхалим. Юра прислал гневную отповедь: «Не было ни одного случая, чтобы я пал ниц». Мы не оговаривали, что переписка конфиденциальна, и я могу говорить, что мне Юра писал.

Тина же ни при чем. Это правила игры в целом, когда не надо вообще выходить из строя. Надо же, если ты думаешь, как Андронов, молчать. Говори на кухне, переписывайся, но не иди на публику.

Мне кажется, что следующий на выход – это Дудь. Мне кажется, он и его программа на канале – это как я в программе «Парламентский час». Юра позвал в свою программу Дорна, этого неправильно вывернутого по-русски Джастина Тимберлейка, Дорна, который покорял разного рода анархистско-развлекательные Монбланы… И это было настолько странно, как будто Губерниев комментировал теннис в своем привычном голосовом диапазоне. Дорн – это не Шнур, который мнит себя шутом. Шнур умный, он читал Достоевского, Дорн же считает, что Достоевский – это всего лишь рок-группа на Украине.

И когда будут закрывать программу «Культ тура», скажут что-то вроде «мы приветствуем анархизм, но тут он был избыточен».

Мимолетная слава, горячечный бред и Борис Корчевников

Я обожаю азартные, напористые, динамичные съемки ровно в той же степени, в какой люблю съемки сентиментальные, например, про то, как человек добровольно опускается в ад или его окунают в ад, про то, как надо правильно оценивать обстоятельства и свое место в них.

…Я только что со съемок на канале «Россия 1», где под водительством поразительно быстро заматеревшего (в лучшем смысле отпугивающего брутальностью слова) Бори Корчевникова лихо делился с людом тревогой на счет интернета, подминающего под себя деток наших и могущего их сожрать.

Мне просто любопытно: я один горестно констатирую, что восприимчивость общества притуплена до предела?

Это при том, что жизнь огромного количества людей измеряется «лайками» и дрейфует в сторону унылого ристалища в жанре «посмотри, как мой песик может ногами» или «вслушайся в ахинею моего дитяти».

Смотрят и вслушиваются, и Боря К. пытался под аккомпанемент ритуальных фраз о, кажется, свихнувшемся времени выяснить, а не сбиты ли критерии, бо интернет закрепляет расхристанность, которая поощряет мимолетную славу, а слава, которая потом испаряется, препятствует настоящему становлению.

Вы простите мне эту гипертрофированную патетику, эту пышную риторику в придачу, но ребенок, до третьих петухов подсчитывающий «лайки», – это ведь грустная картина, нет?

Между тем мой добрый товарищ и, как оказалось, безудержный полемист ведущий Алексей Лысенков затеял спор «до хрипоты не фигуральной, а до настоящего кашля».

Он говорил, что это горячечный бред – отрицать интернет и возбранять его деткам, что я пещерный изверг.

Тогда как я простодушный псевдолютеранин, ратующий за меру во всем.

Дети на то и дети, что они минимально способны к труду и к обороне и максимально способны к развлечениям.

Меня и другие душевные гости студии душевненько убеждали, что ничего страшного нет в том, что дети считают «лайки» и жаждут славы. «Пройдет», говорят.

Но «не таким ли сладкогласием в Эдеме одарен был змий, когда соблазнял праматерь нашу?!»

А если не пройдет, если – читай экспозицию – ребенок именно что «ложно оценит обстоятельства и собственное в них место»?

Я не чертов ригорист, я просто спрашиваю.

В студии было полно в высшей степени привлекательных детей, и было в высшей степени забавно наблюдать, как наш Боря общается с детишками. При них Боря уподобляется мне и сам враз оборачивается ребенком, смеясь, не экономя сил, но не допуская не то что гривуазности, но даже и намека на амикошонство.

Дети, натурально, были самыми разными, но, будучи героями расхристанных роликов, в студии терялись. Что понятно – с учетом наших, профессоров кислых щей и барабанщиков коз отставных, рожах.

Для них интернет суть игрушка, лишь бы, как сказал Виктор Рыбин, он не превратился в самую суть.

Логично, что наши красивые и умные дети любят быть в центре внимания.

Будет еще логичнее, если мы деликатно объясним им, что, если они вдруг не в центре внимания, это не значит, что они перестали быть красивыми и умными, как Боря К. и вся женская банда «Прямого эфира» на «Россия 1».

Убийство, любовь и Андрей-наше все-Малахов

Ирину Круг я в первый раз увидел в гримерке Михаила Круга; она была ниже травушки, тише воды, но очень приветливо улыбалась, скромненько сидя в уголочке.

Тогда ее покойный муж и мой товарищ Михаил гремел везде «Владимирским централом», начиненным пусть не полнозвучной, но вполне себе глубокой рапсодией, но любил я его не из-за хита начальников и узников каменных мешков.

Круг вышел на сцену, когда культ романтического, с кричащими перегибами, поведения, не просто не изжил себя, а густопсово расцвел.

Невменяемость приветствовалась, а Михаил Круг вышел обычным парнем – и сразу стал протагонистом.

Это от него я услышал, что в мире больше нет приватности, что мир пустеет, и в этом пустеющем мире, отрицающем приватность, люди доверяют только глазам и голосу.

Интонация имелась в виду; если б строчку «там, где суровыми нитками сшиты край земли небесный приют» спели Баста или Пелагея, Лепс или Гагарина, я б сплюнул в сердцах.

Интонация.

На Первом канале Андрей-Наше Все-Малахов посвятил Ирине Круг целый, отдельный выпуск, и сам же затеял релевантный разговор о том, как сбываются мечты, но сначала даже не о том шла речь, из чего эти мечты сделаны, а о сакральном – «из какого сора растут стихи».

Мне представляется, что об этом надо говорить часто: Ира после того, как убили ее и нашего Мишу, осталась одна и без денег. В доме, в котором теперь не хотелось находиться ни секунды.

Сделаем паузу: представьте себе этот ужас.

Помогли нрав (Ира, простая челябинская девушка, не из тех, кто смотрит на вещи мрачно), сынуля и друзья, первейшие из которых – супруги Цыгановы.

Большинство наших людей приучить к обыкновенной жалости – все равно что лошадь учить считать.

Мы-то с вами знаем, что в мире всегда найдутся люди, которые будут любить нас, и люди, которые захотят вам сделать больно; и часто это одни и те же люди.

Ире пришлось самой это познать.