Читать книгу "Пандемия - Франк Тилье"

– Он не был арестован? – спросил Ламордье.

Жакоб помедлил с ответом. Его взгляд был устремлен на экран компьютера. Притянутый глазами Доктора Смерть. Наконец он вспомнил о собеседниках.

– Да, в самом начале. Комиссии под названием «Правда и Примирение» было поручено пролить свет на годы апартеида и этот проект создания биологического оружия. Саважу предъявили больше сорока статей обвинения, в том числе убийства, похищения, торговля наркотиками, использование биологического оружия и так далее. Каких только преступлений он не совершил. Он предстал перед судом Претории под председательством – догадайтесь кого? – белого, бывшего судейского чиновника, приверженца режима апартеида…

– Наверняка это помогло.

– Саваж стоял на том, что проект Coast был создан исключительно в оборонительных целях, и отрицал любые агрессивные действия. Ключевые вопросы о распространении опасных веществ, росте заболеваемости среди чернокожего населения, передаче наработок частным группировкам и иностранным режимам так и остались без ответа. Микробы невидимы, поэтому очень непросто собрать доказательства. Однако некоторые ученые, задействованные в проекте Coast и работавшие под началом Саважа, подтвердили агрессивный характер миссии. Нашлись и конфиденциальные документы, в которых излагались методы отравлений и убийств, но это были… лишь рассказы о методах, а не весомые доказательства. После тридцати месяцев процесса Саваж был оправдан и выпущен на свободу. Южноафриканское государство подало апелляцию в Верховный суд, но последний отказал в новом процессе. Сегодня Саваж свободен как ветер.

Свободен. Свободен путешествовать… Свободен сеять дурное семя… Свободен строить новые дьявольские здания в других местах. В Южной Америке, Европе… Николя затошнило. Камиль могла бы быть здесь, рядом с ним, если бы этого монстра не выпустили на волю.

– Вы знаете, что с ним сталось? Где он?

– Не знаю. Прошло больше тридцати лет. Его, надо полагать, некоторое время защищали африканские спецслужбы, учитывая, сколько он знал. Но потом…

Ламордье встал:

– У вас нет более свежей фотографии?

– Нет.

– Можете дать мне эту? Я передам ее службам польской полиции, они арестовали врача, тоже замешанного в этом деле, который видел подозреваемого в прошлом году. Возможно, он сможет его опознать и подтвердить, что это действительно он. Я передам информацию в Управление международных связей, в армию, пошлю запросы в картотеки, – продолжал окружной комиссар. – Можно предположить, что он был на нашей территории несколько дней назад. Наверняка летал самолетами. Теперь, когда мы знаем его имя, мы должны быстро его отыскать.

Окружной комиссар протянул руку:

– Спасибо…

Жакоб тоже встал и попрощался с ними:

– Увидимся через несколько часов, по поводу результатов анализов. Поймайте его как можно скорее, ради бога!

99

Понедельник, 2 декабря 2013 года

В большом офисе в последние несколько часов все резко ускорилось.

Адамчак, польский врач, безусловно опознал Джоша Рональда Саважа, несмотря на маску на его лице и разницу в возрасте между человеком на фотографии и реальным Саважем. Ламордье в ту же минуту передал информацию на самый верх, главе государства. Все службы, от служб антитеррора до разведки, объединяли усилия и обобщали данные, чтобы найти этого человека как можно скорее.

Франк явился в контору в семь часов утра и узнал новость от Николя перед кофейным автоматом, еще не успев зайти в общий зал. Джош Рональд Саваж… Южноафриканец, вероятно уже убивший тысячи человек в ходе южноафриканской биологической программы.

Шарко поднес чашку с кофе к губам:

– Ты как, держишься?

Николя выпил напиток в несколько глотков и сполоснул чашку. Он не спал всю ночь и выглядел взвинченным, как бык на арене.

– Теперь-то я не отступлюсь. Бертран ночь напролет рылся в бумагах Эрве Кремье. У нас есть и серьезный след, касающийся Человека-птицы. Я сообщил Ламордье, он должен зайти.

– Сегодня что, Рождество?

– Идем.

Франк почти бегом последовал за шефом и вошел в офис. Казю так и сидел на своем месте со вчерашнего дня. Рубашка его была помята, волосы взъерошены. На столе были разложены листки со списком рабочих канализации.

– Валяй, расскажи ему, – сказал Николя.

– Коллеги могли еще долго перелопачивать этот список. Кристофа Мюрье, тридцати четырех лет, там нет. Он больше не работает в канализации, уже два года.

Шарко нахмурился:

– Кристоф Мюрье? Кто это?

Казю протянул ему фотографию:

– Нашел среди бумаг с процесса в одном из четырех ящиков.

Шарко внимательно всмотрелся в снимок. Сухой профиль, впалые щеки, зато шея мощная, с выступающими жилами. Орлиный нос. Пронзительные черные глаза и выпирающие под футболкой бицепсы. Природная сила.

– Мы просветим тебя коротко, – сказал Николя. – Около трех лет назад Кремье выписал своему пациенту, Кристофу Мюрье, свидетельство о производственной травме. Документ связывал глубокую депрессию, которую переживал в то время Мюрье, с его работой в канализации. С этой бумагой в руках, по совету Кремье, Мюрье подал претензию в соответствующие инстанции и потребовал у одного из подрядчиков мэрии компенсацию в пятьдесят тысяч евро за «моральный ущерб».

– Составляя эту бумагу, Кремье прекрасно знал, что посягает на парижскую мэрию, – добавил Бертран Казю. – Но у него были свои убеждения, и он был уверен в своей правоте. Была битва адвокатов, и в итоге мэрия и субподрядчик выиграли. Они утверждали, что врач не имел права связывать психологические страдания с условиями работы. Иными словами, Кремье полез не в свое дело.

– Кристоф Мюрье не добился никакой компенсации, ни сантима. Кремье же сначала получил предупреждение от сообщества врачей. Но он не отступился, попер на рожон, и в результате его исключили. Запретили заниматься медициной до конца дней.

Николя протянул Шарко листки. Копии медицинских справок. Все касалось Кристофа Мюрье.

– Через несколько месяцев после исключения Кремье вновь проявил интерес к Мюрье, в частности – к его психиатрическому досье. Ему удалось раздобыть конфиденциальную информацию. Заключение отменное.

– Через несколько недель после проигрыша в инстанциях Мюрье зарезал собаку, он изловил ее на автомобильной свалке своего дяди, у которого жил. Он прикончил пса длинным охотничьим ножом. А потом отрезал себе язык, вот так, одним ударом.

Бертран Казю изобразил жест. Шарко поморщился.

– Мюрье провел несколько месяцев в психиатрической больнице с тяжелой депрессией и суицидальными мыслями. Из-за своего увечья он не мог говорить. Погрузился в молчание… Можно держать пари, что Кремье не раз его навещал. Этих двоих связал процесс, они вместе потерпели крах: один потерял работу, свое кредо, все свои убеждения, а другой вновь оказался во власти психологических отклонений, присущих ему с детства.