Читать книгу "Лучший телохранитель – ложь - Стив Мартини"

— Да, но как бы узнать точнее, что это: химическое, ядерное или биологическое оружие? — спросил Герман. — И является ли это чем-то серьезным или просто нечто, слепленное любителем на своей кухне за ночь?

— Для меня мучительно все это знать, но все же я благодарна вам обоим.

— За что? — спросил я.

— За то, что кто-то наконец произнес вслух то, о чем я так долго думала. То, чего я боялась так много лет. Это все равно что проснуться после кошмарного сна. Вы понимаете?

— Так вы знали? — поразился я.

— Нет. Но я подозревала. Как я могла поделиться своими опасениями с кем-то еще, особенно с теми, кого люблю? Как и вы, я пыталась думать о других вариантах. Я думала, что, может быть, он украл очень много денег. Может, он убил кого-то. Я думала и о наркотиках. Но отметала все эти версии одну за другой. Когда он начал работать над этим, когда появились Алим и его люди, я все поняла. И, отвечая на ваш вопрос, — она повернулась к Герману, — я не думаю, что речь идет о вещи, которая, как вы сказали, была изготовлена на кухне за ночь. Я думаю, что это нечто серьезное, то, чем мой отец владеет уже много лет. Я уверена, что именно поэтому он скрывался все это время.

— И что же это?

— Я могу только догадываться.

— Тогда поделитесь с нами своими догадками, — настаивал Герман.

— Моя мать умерла много лет назад. Большую часть своей жизни она прожила в Коста-Рике. Но родилась она на Кубе. А мой отец, как вам известно, по национальности русский.

После этого она рассказала такое, что я понял: мы с Гарри зря потратили время на то, чтобы задавать Кате не те вопросы. Мы полностью сосредоточились на ее деде и никогда не спрашивали о бабушке, о том, откуда она была родом.

— Когда они поженились, у него уже были проблемы с собственным правительством, от которого он скрывался. Это все, что мне известно, — добавила Марисела.

— Где они познакомились? — спросил я.

— На Кубе.

— Ваш отец был там вместе с советскими военными?

— Да.

— В какое время?

— В начале шестидесятых.

Мы переглянулись с Германом. Все стало понятно.

— Можно исключить из списка химическое и биологическое оружие, — промолвил он.

— Катя знала что-нибудь об этом? — спросил я.

— Она не знала даже, что ее дед жив. Много лет назад я сообщила ей, что он умер. Так хотел он сам.

Какое-то время мы сидели молча. Потом Герман посмотрел на меня:

— Ты сейчас думаешь о том, чтобы позвонить Райтагу и посвятить его в курс дела, не так ли? Давай-ка выйдем с тобой на минуту.

Герман извинился перед Мариселой, и мы вышли из квартиры на лестничную площадку.

— Мы отбились от команды, — заявил я ему, — у нас нет ничего, чтобы заниматься всем этим.

— Но фактически ничего не изменилось, — не согласился Герман. — Могу поклясться, что все это уже известно Райтагу и его людям. Единственное, что пока удерживает его от того, чтобы схватить нас, — это те фотографии отца Мариселы. Можешь угадать с трех раз почему.

— Наверное, потому, что правительственным службам и так известна история Никитина. И конечно, она засекречена. Они намерены проследить за нами, найти его и то, что у него там есть, а потом избавиться от всего этого разом.

— Верно, — похвалил Герман. — И почему только люди не могут вовремя понять, что их задница вот-вот может загореться.

— И ты считаешь, что если я позвоню Райтагу и все ему расскажу, то вызову у него лишь приступ скуки. Потому что все, что ему нужно, — это просто узнать, где все это находится.

— Да, я так полагаю. И если он узнает, что этой информации у тебя нет, он просто арестует тебя и отдаст Темплтону. А если ты попытаешься рассказать об этом суду присяжных, коротышка объявит, что это просто твои фантазии. И он будет прав, потому что существуют жесткие правила работы с уликами. Нет, не имея твердых доказательств, нельзя даже упоминать ни о чем подобном. — Герман имел все основания для того, чтобы так говорить, поскольку ему не раз приходилось присутствовать на заседаниях суда, и он не понаслышке знал о том, что так происходит.

— И все же я больше не вправе впутывать тебя в это, — заявил я.

— Ну, тогда мне следовало бросить тебя вчера в той коптильне, — усмехнулся он. — Я уже замешан в этом. Послушай меня. По поводу мысли позвонить Райтагу: должен предупредить тебя, что, пока мы не раздобудем новой информации, игры с телефоном могут стать для тебя смертельными.

— Пока меня обвиняют только по двум убийствам. Если мы пойдем дальше, туда, где маячит ядерный гриб, они смогут значительно пополнить этот счет.

— Да, но сейчас у нас нет ничего, — продолжал убеждать меня Герман. — Подумай над этим. Если федералы сумеют поймать Никитина, Алима и его бандитов, допустим, вместе с уликами, если мы не окажемся рядом, это будет означать, что у нас ничего и не было за душой. Они поставят штамп «секретно» на дело о бомбе и упрячут все концы в воду, прикрываясь туманными рассуждениями об интересах национальной безопасности. Все окажется аккуратно упаковано в сейфах в каком-нибудь подвале. А ты и Катя окажетесь за решеткой по делу о вторжении в чужое жилище с убийством. И почему-то мое сердце не готово радостно забиться от предчувствия, что кто-то из федералов вдруг выступит вперед, поднимет руку и объявит, что у них где-то вдруг случайно залежалась достоверная информация о том, что преступление совершили не вы. С точки зрения правительства, оно просто потеряет еще одну овцу, с которой иногда можно стричь налоги. Ведь Катя является иностранкой. В тюрьмах сидит полно народу, не совершавшего того, в чем их обвиняют. И после каждого анализа ДНК появляются новые претенденты на эти места. Проблема в том, что наша система правосудия на самом деле не имеет ничего общего со справедливостью.

После этого долгого спича Герман глубоко вздохнул.

— Не стоит так лакировать свои мысли, — огрызнулся я, — скажи, что ты думаешь на самом деле.

— Ладно, я уже сделал все, что мог. — Он улыбнулся.

— А я думал, что афроамериканцы по определению во всем согласны с нашим правительством, — съязвил я.

— Что ж, тогда можно смело говорить, что ты мыслишь не стереотипами, — ухмыльнулся мой товарищ. — Нам пора вернуться в дом.

— Кто такой этот Райтаг? — спросила нас Марисела сразу же, как мы вернулись за стол.

— Потом, — отмахнулся Герман.

Мы ничего не сказали о ФБР, о том, что меня обвиняют в пособничестве в убийстве Пайка. По обоюдному соглашению для нас с Германом эта тема стала закрытой. Мы не были уверены в том, что она согласится продолжать помогать нам, когда узнает, что меня обвиняют по одному делу с ее дочерью.

— Проблема в том, что у нас, как и у него, отсутствует главная деталь головоломки, а именно местонахождение всего этого. Итак, куда мы можем отправиться отсюда?