Читать книгу "Крепость - Петр Алешковский"

Промелькнула бензоколонка на выезде, машина резко прибавила скорости, и они понеслись по заснеженной трассе. Мальцов смотрел на искрящиеся под косым солнцем пустые поля за окном, кое-где попадались рули перегнившей соломы – черные пешки на отыгранной доске, забытые и унылые, на черные ветрозащитные щиты, поставленные домиком в скучную линию, затонувшие в снегах, словно вросли в них давным-давно, этакие остатки колхозной линии обороны, брошенной при хаотичном отступлении и забытой навсегда в здешнем безлюдье.

Снова и снова прокручивал в голове состоявшийся разговор с Бортниковым. Во время игры на миг родилось между ними теплое человеческое чувство, столь редкое для закрытого и властного вершителя судеб, каким Бортников всегда был на людях. Или и это тоже входило в его план вербовки, он ведь никогда не тратил время и эмоции попусту?

Степан Анатольевич, как всегда, был бодр, крепко пожал руку, указал на диван, давая понять, что беседа будет неофициальной. Секретарша принесла кофе и коньяк, бутерброды с ветчиной и вазочку с маслинами. Мальцов бесцеремонно налил себе на два пальца. Дав ему выпить и закусить и тут же подлив еще, Степан Анатольевич вдруг предложил сыграть в шахматы, напомнил, что они договаривались еще на охоте. Мальцов разошелся, коньяк взбодрил его, он кивнул:

– Давайте сыграем, только денег у меня нет, играем на интерес, идет?

Мальцову выпало играть белыми.

Играл Бортников сильно, Мальцов, признаться, не ожидал. Почувствовав класс, собрался и слегка сбавил темп, но Бортников ломил, и, к своему изумлению, первую партию Мальцов проиграл.

– Из трех, из трех партий, Степан Анатольевич, дайте возможность отыграться, – взмолился Мальцов.

Соперник мягко улыбнулся и опять расставил фигуры. Они не разговаривали – игра полностью поглотила их. Мальцов отставил коньяк в сторону, прихлебывал теперь кофеек и вторую партию вытянул. А потом и третью.

– Какой у вас разряд, Иван Сергеевич? – спросил Бортников. Странно, но он, всегда умевший настоять на своем, не принимавший никаких возражений, легко перенес поражение на доске.

– Был когда-то мастером спорта, но давно. А у вас?

– И я когда-то был мастером, потом забросил, не до игры стало, да и не с кем играть. Победа чистая, в первой партии только слегка махнули. А потом, я даже не ожидал, нам с вами, Иван Сергеевич, в Деревске соперников нет.

Теперь, на правах победителя, можно было опять выпить коньячку, что Мальцов и сделал, затем поудобней откинулся на спинку дивана и спросил в лоб:

– Вы ж меня не в шахматы звали играть, Степан Анатольевич, говорите, что задумали.

Бортников серьезно поглядел ему в глаза.

– Именно что в шахматы сыграть, Иван Сергеевич, – сказал он, не скрывая своего расположения. – Проверял то, о чем слышал. Проверку вы прошли. Предлагаю вам открыть шахматную школу – хорошее дело, мальчишки, думаю, придут. В советское время в городе было две школы, на каждой стороне, вы в какой учились?

– У Ануширвана Фириевича Кофьяна на Посадской.

– А трофименковские?

– Мы их обычно били, хотя там был парень, Жора Нехорошев, их чемпион, тоже мастерский разряд подтвердил, но он давно где-то в Москве работает. Вы серьезно насчет школы?

– У вас вроде пока другой работы не предвидится, как вам такое предложение?

Школу Бортников хотел открыть не в городе, а в Крепости, в старом домике, который, оказывается, тоже состоял на балансе его организации. Домик к весне обещал отреставрировать. Там было три комнаты и зал, где когда-то располагалась музейная экспозиция.

– Домик я у Маничкина сменял два года назад, вещи, что там хранились, переданы в музей, всё законно, бумаги есть. А теперь он вдруг попросил его вернуть. Это у него никак не получится, но, если честно, не в домике дело. Маничкин шибко на Крепость зарится, в январе, как я узнал, заказал проект реконструкции памятника с приспособлением его под туристический центр. Ваша позиция в этом вопросе, Иван Сергеевич, мне известна, и я ее теперь целиком поддерживаю, Крепость трогать нельзя.

– Сами же хотели туристический центр построить, небось и домик выменивали не просто так?

– Ситуация изменилась, изменились и мои взгляды, – жестко сказал Бортников.

– Правда, что Маничкин под следствием и даже друг прокурор его сдал?

– Прокурор сдал, зато Москва поддерживает, у него там сильная рука, а может быть, и несколько. С чего бы ему сейчас заказывать проект? На что-то надеется, правильно я думаю?

– Тогда и школа в Крепости ему будет не помеха.

– Положим, тут мы решим вопрос, создадим спортивную зону, решим всё законно и на местном уровне. Вы беретесь защитить памятник? И жить будет где – три комнаты, свежий воздух, дрова обеспечим, о зарплате договоримся. Решайтесь, Иван Сергеевич.

– Чтобы учить, нужны книжки. Кое-что у меня осталось на старой квартире, но мало, надо в библиотеке посмотреть, вдова Кофьяна его книги туда отдала.

– У меня своя библиотечка есть, поделюсь, дочка не играет, стоят без дела. Возьметесь?

– Даже в мыслях такого не было, всё гадал, зачем я вам понадобился. Чудеса, да и только. Берусь!

Бортников плеснул ему коньяку, пододвинул тарелку с бутербродами:

– За школу?

Чокнулся бокалом с нарзаном, скрепил договор и сразу заскучал. Видно было по глазам: Бортников решил задачку, Мальцов был ему уже сегодня не нужен.

Мальцов дал согласие не раздумывая, но ясно понимал, что лезет в ярмо не менее опасное, чем музейное. Раз что-то решив, Бортников не отступался от задуманного, Крепость он мысленно давно себе присвоил и отдавать ее музею не собирался. На что рассчитывал владелец «Стройтехники», захватывая памятник федерального значения, Мальцов не понимал, одно знал точно: Маничкин Крепость испоганит, и тут их интересы с Бортниковым совпадали. Подкупило, признаться и личное отношение Бортникова к шахматам – игру Степан Анатольевич любил и не скрывал этого. Будь что будет, решил Мальцов, а там, глядишь, рассосется, растянется на годы, а школа останется, и Крепость удастся отстоять. Как разбираться потом с самим Бортниковым, подскажет время, думал он, давая согласие.

Договорились встретиться в начале апреля, раньше строители не успеют навести в домике марафет, да и Маничкин, если пойдет на штурм, то не ранее мая-июня, когда солнце подсушит стены и почву. Бортников распорядился, чтобы Мальцова отвезли в деревню.

– Я еще отыграюсь, – сказал на прощание серьезно, нисколько не сомневаясь в своих словах.

– Конечно, Степан Анатольевич, а потом я опять вас разобью в пух и прах, мне теперь заниматься и заниматься, вспоминать азы, мышцы наращивать, – ответил радостно Мальцов. Коньяк растекся по телу и согревал, все страхи оставили.

Без подарков его, понятно, не отпустили. Николай вручил тяжеленную сумку и конверт с десятитысячным авансом.