Читать книгу "Рождество наступает все раньше - Валери Блок"

– Вы должны объяснить мне, что вас так завораживает в британских писателях, когда есть столько французских писателей, причем намного лучше.

– Я читаю французов, – ответила она, хотя прочла их немного. – Но он замечательный.

– Лондон – мертвый город! – горько заметил ее сосед. – Никакой радости, никакой жизни. Ничего на улицах. Еда – отвратительна. ТАМ НЕТ ЕДЫ! Вечно льет. Как можно читать таких людей?

– Ну, это про Африку…

– Написано англичанином. Они отправляют своих жаждущих власти гомосексуалистов насиловать бедных, милых африканских дикарей. Серые низменные людишки эти англичане. Страдающие запорами, ограниченные и язвительные.

– Откуда вы знаете?

Он поднял тяжелые брови в притворном удивлении:

– Они сожгли Жанну Д'Арк!

Он это серьезно? Пиппа улыбнулась, сбитая с толку. Жизнь снова становится интересной.

ГЛАВА 20

И это оно?

Неожиданно, после того как он шесть лет чувствовал себя отстающим по всем фронтам, Барри Кантор переживал потрясающее время, побивал собственные рекорды и загонял мяч в каждые ворота. Он вернулся в общество, и это было так же легко и просто, как плыть вниз по течению. Он шагал по Сентрал-парк-вест с «Magical Mystery Tour» в плеере, он встречается с Джастин у кинотеатра.

На работе у него теперь все по-новому. Вся энергия, которую он тратил на то, чтобы противостоять «Мэйплвуд Акрс», теперь уходила на труд во славу и на благо «Штайпелл ассошиэйтс». Он жонглировал тремя счетами и руководил тремя разными группами людей, и он процветал. Процветал! Он был в постоянном контакте с клиентами, и он пресмыкался. Пресмыкался! Странно, но в этом не было никакой этической дилеммы. Пресмыкание давалось легко, и его забавляло, сердило и радовало, что у него это хорошо получается.

Он пересек Сентрал-парк-вест и направился к «Коламбус». «Penny Lane» – песня совершенно в стиле Пола, знакомая и приветливая. Голубое небо пригорода приносит такое облегчение после едкой «Strawberry Fields». Да и как Пол может злиться, с его миллионами, владея половиной Шотландии, пользуясь уважением и любовью во всем мире. Гнев в такой ситуации был бы неучтивостью, а Пол был политик во всех своих проявлениях.

Двое на роликах вылетели из парка и свернули налево на многополосный перекресток, даже не оглянувшись. Они просвистели буквально в паре сантиметров от него, и он почувствовал в животе прилив страха: все идет слишком хорошо. Скоро случится что-то ужасное. А что, если кто-нибудь умрет?

И как обычно, Джастин из кожи вон лезла, чтобы притвориться, что все идет нормально. О помолвке было объявлено через три месяца после того, как она на самом деле случилось, потому что существовало какое-то правило относительно траура – или она решила, что таковое должно существовать. Так что к тому времени, как все об этом узнали, волнение спало, и она спокойно продолжала заниматься своими делами.

Она согласилась на должность штатного консультанта в «Фосдейл Клит» – инвестиционном банке, чьи интересы она много раз представляла. От Барри новая работа требовала постоянного напряжения, ему необходимо было научиться выражать себя на чужом языке. Для Джастин служба в «Фосдейл Клит» была все равно что переезд в Ларчмонт и работа там на полставки в нитяной лавке. Она почти каждый день возвращалась домой до семи. Неизвестно, на сколько ее хватит, но пока все ее навязчивые привычки либо исчезли, либо любопытным образом не проявлялись.

Однажды вечером она принесла домой хлебопечку, подарок по случаю помолвки от Ноя Клермана, бывшего клиента и звезды тенниса. Джастин Шифф, будущая жена Барри Кантора, которая не включала печь уже добрых пять лет, замесила тесто и поставила таймер. Они доели еду из «Сычуань гэлакси», он читал про покрышки радиального типа, она читала про прецедентное право Делавэра.

Сработал таймер.

– Хорошо, что мы можем работать вместе, – сказала Джастин, уходя на кухню. Послышался возглас разочарования. Она вынула готовый хлеб – серый пересушенный кирпичик. Когда она его надрезала, в воздух поднялось облачко пыли. Это показалось ему таким трогательным, что он просто не знал, где ее обнять и как покрепче сжать. Джастин появилась ниоткуда – упала с неба!

Они принялись обсуждать бытовую технику и почти тут же переключились на спор о минимальной заработной плате. Она была против.

– Как ты можешь быть против минимальной заработной платы? – вопрошал он. – Ты больше тратишь на колготки, чем они зарабатывают в год!

– Ты никак не можешь смириться с тем фактом, что я зарабатываю деньги, – парировала она.

Конечно, она зарабатывала намного меньше с тех пор, как ушла из «Пэкер Брибис», но все-таки значительно больше, чем он, и даже значительно больше, чем он зарабатывал раньше.

– Нет, я не могу смириться с тем фактом, что они не зарабатывают денег и никогда не будут зарабатывать.

– Тогда какое это имеет отношение к моим колготкам? Которые, кстати, являются необходимой тратой при моей работе, в любом случае я помогаю не прогореть африканским производителям нейлона.

– Повзрослеть – значит принять тот факт, что ты являешься частью проблемы.

– Какой проблемы? – сказала она презрительно. – Ты слишком много смотришь телевизор. Нет НИКАКОЙ проблемы. Ты бы сам уже, наконец, начал взрослеть.

И откуда только приходят эти споры? Она такая привычная, такая притягательная, такая язва, такая заноза. Он берет в жены именно ту, что ему нужна. С ней он может сесть в вонючий автобус до Пассейка и прекрасно провести время.

Джастин увидела Барри, который шел к ней по Бродвею, и улыбнулась. Она не переставала твердить себе, что большинство браков заканчиваются разводами, что близкое знакомство рождает отвращение, что посуда бьется. Но ей нравилось, что он такой большой, шумный и веселый, и ей хотелось надеяться на лучшее.

С момента помолвки с ней все обращались, как с Мисс Америкой, куда бы она ни пошла. Ей хотелось, чтобы это было как самая обычная жизнь, только счастливая. Но это было совсем не похоже на обычную жизнь – скорее, на цирк.

Отчасти это было из-за того, что она перешла на новую работу. Самые разные, совершенно незнакомые ей люди заходили к ней поболтать и, чтобы с чего-то начать, заговаривали о ее новом положении. Помолвка. Она может произнести это вслух. Наконец-то она может выйти из подполья.

Но это ее смущало: незнакомые люди толпились у нее в кабинете и обсуждали свои сервизы и свою личную жизнь. Группа секретарш и молоденьких сотрудниц, все как одна помолвленные или собирающиеся замуж, сбивались в кружки, рассказывая про свои платья, кольца, кольца своих знакомых, фотографии, букеты и способы контрацепции. Кто их спрашивает?

Она их разогнала. На карту было поставлено доверие.

Дженни Кравчек позвонила повосторгаться и, не смущаясь, потребовала подробностей – собственно, подтверждения помолвки. Друзья матери звонили, пищали в трубку, присылали хрустальные вазы и расспрашивали про приданое. Они все начинали хихикать, как только произносили слово «приданое». Джастин поздравляли, ей выказывали уважение, ее подбадривали и восхищались ею. Где они были со своей поддержкой и заботой, когда ей это было действительно нужно? Кэрол хотела усыпать дорожку к церкви розовыми лепестками. Джастин уже страшилась свадьбы.