Читать книгу "Имя нам - легион - Александр Сивинских"

– Cardiosoma arratum, таиландский краб, – сказала девушка. – Строго говоря, ракообразные зверями не являются. Позвольте поинтересоваться, – спросила она мягко, но с нажимом, – вы к нам зашли только на аквариум полюбопытствовать, или вас привело дело?

Филипп решил погодить падать на колени.

– И по делу тоже, – сказал он. – Но аквариум уж больно хорош! У вас в нем акулы, часом, не живут? – Он провел рукой по стеклянной стене, за которой бурлила водная жизнь, умело подсвеченная и декорированная. – Вот бы посмотреть…

– Небольшая кошачья акула есть в кабинете управляющего, – сказала девушка, – а здесь вода пресная. Так какое у вас дело?

– А он в курсе, что вы его так зовете? – спросил Филипп. – Управляющий?

– Разумеется. – Хладнокровно отреагировала девушка и посмотрела на него в упор. Долго-долго. Так долго, что коренастый охранник в камуфляже с Клином под мышкой начал подниматься со стула.

Филипп понял, что его сейчас могут просто-напросто выставить, и протянул девушке цветной глянцевый прямоугольник кредитной карточки.

– Счет открыт не то в Люксембурге, не то в Монако, не то вовсе в Лихтенштейне, но мне сказали, что ваш банк работает с такими.

– Работает, – в голосе девушки появились теплые нотки.

– Проверьте, пожалуйста, что там у меня накопилось.

Девушка прошла за прозрачную дверь. Охранник успокоился и вновь развалился на своем сиденье. Филипп усмехнулся. Слева аквариум с рыбками и крабами, справа – с кассирами и контролерами.

Девушка подошла к одной из полудюжины работниц и что-то сказала ей, передавая тоненькими симпатичными пальчиками кредитку. Та принялась ловко стучать по клавиатуре компьютера, а девушка занялась какими-то бумагами. Через секунду работница прекратила стучать и уставилась на экран. Затем на Филиппа. Затем снова на экран. Затем она издала какой-то возглас, отзвук которого донесся даже сквозь броневое стекло. Девушка отвлеклась от бумаг, бросила на экран нарочито безразличный взгляд, и тут брови ее заметно приподнялись. Филипп, исподтишка поглядывающий на нее, тут же отвернулся и поискал глазами оранжево-красно-фиолетового Cardiosoma arratum. Арратум, оказывается, поймал клешней чуть меньшего, чем он сам, сородича и пытался не то перевернуть его вверх тормашками, не то выковырять из панциря. Сородич яростно сопротивлялся.

– Счет открыт в Швейцарии, и сумма на нем весьма приличная, – сказала девушка, возвращая ему карточку. – Весьма. Двести пятьдесят тысяч в общеевропейской валюте.

– Серьезно?! – восхитился Филипп. – Не обманули макаронники. А я, признаться, им не поверил. Подумаешь, муфту изобрел… Вот скажите, мадемуазель, – он посмотрел на девушку, – вы бы заплатили за обгонную муфту, хоть бы и самую распрекрасную, двести тысяч?

Девушка пожала плечиком. Отлично это у нее получилось, изящно и не жеманно ничуть.

– Я совершенно не разбираюсь в муфтах, – сказала она. – Особенно в обгонных. Но зато я совершенно точно знаю, что никто и никогда не отдаст таких денег просто за красивые глаза.

– Спасибо, – сказал Филипп. – Они что, в самом деле красивые?

– Да, – сказала девушка, – в самом деле. – И неожиданно добавила: – Скажите, вы действительно хотите посмотреть акулу?

Филипп кивнул.

– Пойдемте, – сказала девушка.

* * *

Филипп на ходу оглядывал себя и понимал, что дело плохо. Наряд для посещения кабинета управляющего солидным банком был совсем неподходящим. Абсолютно. Ботинки – хоть и начищенные, но откровенно военного образца, джинсы – довольно поношенные, свободный свитер бабушкиной вязки под горло, кожаная куртка возраста, близкого к предпенсионному. Ох и попрет нас банкир, – подумал он. – Да взашей! И девчонке достанется.

Когда он увидел секретаря, то понял, что даже до банкира им добраться не удастся. Грозная, как генерал Пиночет в лучшие его годы, широкоплечая матрона при могучих очках и полуметровом шиньоне казалась земным воплощением цербера. Нет, ничего им тут не светило, кроме крупного облома. Он наклонился к девушке, еще раз поразившись, какая она крошечная да ладная, и прошептал:

– Послушайте, может, не стоит? К дьяволу ее, акулу! Нас же эта гвардейская тетя на лоскутки порвет, когда узнает, ради чего мы занятого человека тревожим. Да и сам управляющий… выгонит же, ей-богу, выгонит!

– Не выгонит, – уверенно сказала девушка. – Управляющий – я.

* * *

Звали ее Светлана, а фамилия ее была чудной: Файр. Сочетание имени и фамилии девушки всколыхнули в душе Филиппа какие-то смутные ассоциации, но он не мог понять, какие именно. Отчество ее было под стать: Джорджевна. Папа ее, Джордж Файр, крупный английский буржуй, отличался большой любовью к женщинам, временами переходящей в сатириаз. Надо отдать ему должное – на возлюбленных своих он неизменно женился, а разводясь, обеспечивал неплохое содержание как бывшим супругам, так и нажитым в браке с ними детям. При всем при том до сих пор почему-то не разорился.

Светлана поведала о шалостях предка-вертопраха без напряжения, подшучивая и посмеиваясь. Похоже, комплекс брошенного ребенка был ей чужд. Образование она получила в Великобритании, состоятельных и влиятельных родственников стараниями папочки у нее было пол-Европы (и пол-Америки в придачу), но она предпочла вернуться в Россию. Она понимала, конечно, что ее нынешний чин – просто синекура, что сама она только украшение, а реальное руководство банком совсем в других руках, но амбиций у нее и не было. Зато, говорила она, у меня нет проблемы с финансами, масса свободного времени и карт-бланш по части отделки и декорирования банковских помещений. Декор и дизайн – два ее сумасшедших хобби. Аквариумы – ее заслуга и гордость, как и униформа служащих. Как, разве Филипп не обратил внимания на костюмы служащих? Ах, он смотрел только на нее…

Филипп слушал, попивая замечательный душистый чай и восхищенно любуясь то девушкой, то кошачьей акулой. Впрочем, акула была мелковата. Но хищность повадки чувствовалась. В Светлане хищности не чувствовалось. Огонь – огонь да, был. Огонь под пеплом. Fire under ahs. Филиппу было хорошо рядом с нею. Ей рядом с ним, кажется, тоже.

Он рассказал ей все. И о нежданной командировке в Италию, и о работе на Марчегалии, и о злосчастной аварии. Собственно, рассказ его основывался лишь на показаниях свидетелей. Сам он ни черта не помнил. Врезался головой в лобовое стекло автомобиля, когда автомобиль, в свою очередь, врезался в опору эстакады на скорости сто шестьдесят километров в час. Между прочим, никакие подушки безопасности на такой скорости не избавляют от травм, плохо совместимых с жизнью. Бригада спасателей с бензорезом и гидравлическими ножницами выцарапывала пассажиров из расплющенного фиата полтора часа, закономерно ожидая, что внутри лишь изуродованные трупы. Он выжил, спасибо тренированному мышечному корсету. И никаких почти следов. Только крошечный шрам на ухе, шрам на лбу – под волосами, да не совсем ровно сросшееся седьмое ребро справа. Пустяки. Водителя вообще в клеенчатый мешок по частям складывали, а дядька переводчик, что на заднем сиденье находился, до сих пор хромает как Гефест. Кусок кузова, здоровенный и острый, точно боевой кинжал, пробил ему бедро, почти отхватив ногу. А у Филиппа отшибло напрочь память. Словно в скверной мыльной опере.