Читать книгу "Воспоминания адъютанта Паулюса - Вильгельм Адам"

— При вашем интересе к истории вы, конечно, читали «Майн кампф» Гитлера, — продолжал он после небольшой паузы более резко, чем прежде. — Вспомните то место, где он говорит: мы останавливаем германский поход на юг и переходим к политике жизненного пространства на востоке. На хорошем немецком языке это означает: мы отнимем у славянских народов их земли и их полезные ископаемые, мы превратим их в наш рабочий скот. Возьмите полные ненависти тирады и потоки грязи, которыми обливали коммунизм на нюрнбергских съездах нацистской партии! Подумайте о практике ограбления и прежде всего обращения с людьми, которую вы вряд ли не заметили, участвуя в действиях германской армии на Востоке! Или вспомните речь Геббельса, произнесенную летом 1942 года, когда имперский министр пропаганды перед всем миром раскрыл грабительский характер войны, заявив, что речь идет о том, чтобы «набить себе брюхо», что дело заключается не в каких-либо идеалах, а в пшенице, угле, руде и нефти. Вспомните, полковник Адам!

Да, я вспомнил. И я хотел в этом признаться. Но неужели все, к чему мы стремились и во что мы верили, было дурным и фальшивым? То, во имя чего мы были готовы пожертвовать жизнью, во имя чего были пролиты реки крови и слез?

Я как раз собирался поговорить с профессором Арнольдом об этих сомнениях, когда в комнату вошел Шмидт. Он, вероятно, слышал последние слова и тотчас же вмешался в разговор. Как это раньше часто бывало в окружении, он хотел без возражений определить ход разговора. В своей заносчивости он потерял всякую меру и своими рассуждениями чуть было не обидел советского профессора. Арнольд улыбнулся, с сожалением пожал плечами, поднялся, слегка кивнул Шмидту и вышел из комнаты. Я проводил его до ворот и извинился за неприятное происшествие. Мы простились, обменявшись сердечным рукопожатием.

К сожалению, позднее мне не удалось больше побеседовать с профессором Арнольдом, поскольку вскоре он покинул Суздаль. Он помог мне при первых моих шагах по каменистому, трудному пути, выдвинув проблемы, заставив разум и чувства выйти из определенной, привычной, но неправильно проложенной колеи. Выходка Шмидта давала основание предположить, что процесс разъяснения был связан с острыми спорами в наших собственных рядах. Очевидно, в первую очередь речь шла о разногласиях среди самих немцев. Предметом дискуссии стала также признававшаяся мной в течение десятилетий военная субординация, которая точно подразделяла всех по воинским званиям, дисциплинарным правам и обязанности повиноваться, начиная от верховного главнокомандующего через генерал-фельдмаршалов, генералов, штабс-офицеров, капитанов и лейтенантов и кончая последним солдатом. Речь шла не о месте внутри военной иерархии, вставал вопрос о том, каким целям служил объективно каждый в отдельности, являлся ли он и далее инструментом несправедливой, аморальной захватнической войны, оставался ли он упорным последователем руководства, не останавливавшегося перед преступлением, или он отрекался от него, выступал против него. Вследствие такой постановки вопроса, вероятно, должно было произойти разделение на фашистов и антифашистов что мне до сих пор не было достаточно ясно из опыта жизни в лагерях в Красногорске и Суздале и из поверхностного ознакомления с различными пропагандистскими брошюрами в лагерной библиотеке. Согласно этому выводу, как мне тогда казалось, поведение Шмидта следовало расценить как позицию фашиста. А к кому же относился я, Вильгельм Адам, произведенный в полковники и награжденный Рыцарским крестом?

Этот вопрос оставался открытым. Прошли еще месяцы, прежде чем я окончательно выяснил этот вопрос.

Вильгельм Пик

Однажды — это было в июне 1943 года — полковник Новиков сообщил мне через переводчика, что фельдмаршала хочет посетить какой-то немец. Едва я успел предупредить об этом Паулюса, начальник лагеря и переводчик уже поднялись по лестнице в нашу комнату. С ними был пожилой человек с белыми, как снег, волосами.

Со словами: «Это господин Вильгельм Пик, он хочет поговорить с вами, господин фельдмаршал», — полковник представил посетителя. Вильгельм Пик добавил, что он является депутатом германского рейхстага и хотел бы побеседовать с фельдмаршалом о судьбах немецкого народа. Когда я хотел попрощаться, он сказал улыбаясь:

— Оставайтесь. То, что я хочу сказать, вы можете спокойно слушать, это относится в такой же степени и к вам.

С некоторой сдержанностью Паулюс предложил гостю сесть у стола перед окном. Я сел сбоку, около Новикова и переводчика.

Значит, это и был коммунист Вильгельм Пик. До сих пор я ни разу его не видел. Лишь смутно я припомнил его имя из периода до 1933 года. У него достойный вид, думал я, наблюдая за ним теперь. В его глазах светилась доброта и понимание. Чего же хотел он от Паулюса? Фельдмаршал молча смотрел на него. Очевидно, он не хотел облегчать посетителю начало разговора, а был намерен выждать. Тогда разговор начал Вильгельм Пик.

— Я хотел узнать о вашем самочувствии, господин фельдмаршал. Вероятно, вы удивлены, что я, коммунист, который вынужден был эмигрировать, пришел к вам. Однако мне действительно хочется поговорить с вами.

Это звучало так естественно, так сердечно, что и голос Паулюса стал теплее.

— Благодарю вас за участие, господин Пик. Как вы видите, я хорошо устроен. Состояние моего здоровья в течение последних недель значительно улучшилось. Полковник Новиков заботится о нас. У нас есть немецкие и русские врачи. Питание хорошее и достаточное. Как военнопленный, я не могу ожидать большего.

— Вы, господин фельдмаршал, и многие другие немцы избежали бы плена, если бы не следовали за неким Гитлером, — ответил Пик.

— Вы забываете, господин Пик, что я солдат. Как солдат, я обязан выполнять приказы вышестоящих начальников. Политикой я никогда не занимался.

— Господин фельдмаршал, вы умный и образованный офицер. Вы должны были понять, что Гитлер ввел в заблуждение и обманул наш народ. Или вы действительно считали, что Советский Союз намеревался напасть на Германию?

Паулюс явно пришел в волнение.

— Я не мог себе представить, господин Пик, что глава государства обманывает свой народ и свою армию. Как и миллионы людей, я верил словам Гитлера. Я верил в них, когда генеральный штаб получил задание разработать план нападения на Советский Союз; я питал доверие к верховному командованию даже тогда, когда сталинградская катастрофа уже началась.

Это признание в обманутом доверии далось Паулюсу нелегко, Я видел по его лицу, какая борьба происходила у него в душе. Вильгельм Пик тоже оживился.

— Вы были командующим армией, господин фельдмаршал. Ваша военная карьера и положение позволяли вам глубоко заглянуть в ход войны, в методы руководства и военные цели Гитлера. Это должно было послужить для вас основой духовной независимости и понимания своей ответственности. Именно вы должны были более критически смотреть на развитие событий. Вам были доверены жизни сотен тысяч немецких солдат. Почему вы так долго сражались на Волге в безвыходном положении? Почему вы больше верили лживым обещаниям Гитлера, чем своей совести и пониманию? Почему вы отклонили почетные условия капитуляции, предложенные Красной Армией? Гитлер — это преступник, который никогда не представлял интересы нашего народа. Мы, коммунисты, с самого начала поняли это и сказали народу. Вы и ваши генералы должны были понять это самое позднее в сталинградском котле и действовать в соответствии с этим, господин фельдмаршал.