Читать книгу "Проделки Джинна - Андрей Саломатов"

— Господа, еще картошечка будет, — вспомнил Павел Васильевич и поднялся. Заодно забрал со стола почти пустую салатницу. — Сейчас я еще подложу.

— Давай помогу, — предложила Ольга Борисовна, и Урусов с благодарностью посмотрел на нее.

Павел Васильевич знал, что Ольга Борисовна специально вызвалась ему помочь, чтобы наедине сообщить, как она без него скучала. Обычно после этих слов Урусов брал Ольгу Борисовну за руку, и они с минуту стояли молча, глядя друг другу в глаза. Затем Ольга Борисовна спохватывалась, смущенно выдергивала из его ладони пальцы и говорила: «Пойдем, а то подумают невесть что». «Да–да», — отвечал Урусов, после чего они возвращались к гостям. Но даже это короткое отсутствие еще долго вышучивали, пока кто–нибудь не переводил разговор.

«Что, голубчики? — язвительно улыбаясь, спрашивал генерал. Наворковались?»

«А чем это они там занимались?» — вторила ему Ирина, и Павел Васильевич, краснея, начинал оправдываться: «Картошечки вот принес»… «Салатик»… говорила Ольга Борисовна.

«Смотри, смотри, покраснел, — указывая на него пальцем, ерничал Трапезников. — Такой с виду смирный»… «Да перестань», — одергивала его дородная супруга и тихонько толкала в бок локтем.

Супружескую пару Трапезниковых можно было смело назвать образцовой. В гостях они всегда сидели вместе, плечом к плечу, и Николай Семенович очень трогательно ухаживал за женой, а Марина Владимировна строго следила, чтобы муж не выпил лишнего.

После того как Николай Семенович выпивал свою дозу, Марина Владимировна говорила: «все», хотя сама продолжала пригублять. Впрочем, одну рюмку она умудрялась растянуть на весь вечер.

Глядя на них, Урусов всегда испытывал что–то вроде зависти. Его трогало даже то, что Марина Владимировна иногда покрикивала на мужа, а тот в ответ покорно спрашивал ее: «Что, солнышко?».

Павел Васильевич вернулся на свое место, а Ольга Борисовна принялась раскладывать по тарелкам дымящиеся картофелины.

— А я вот вчера прочитал в газете, что с первого января будут снижены налоги с физических лиц, — запивая рыбу лимонадом, сказал Трапезников.

— Вранье, — буркнул генерал. — Газеты всегда все врут. Я не читал их уже лет пять и очень хорошо себя чувствую.

— Тогда откуда вы знаете, что они врут? — с подковыркой спросил Трапезников и обвел взглядом присутствующих.

— Помню, — невозмутимо ответил генерал.

Павел Васильевич очень любил весь процесс застолья, но особенно ему нравилось, когда после второй рюмки завязывалась беседа. Не важно, о чем говорят гости. Главное, что в это время в комнате устанавливалась та необыкновенная атмосфера, благодаря которой каждый гость излучал вполне ощутимые флюиды семейственности.

В разговоре не участвовали лишь Иван и Ирина — одинокая анемичная женщина с печальной улыбкой. Правда, после первой же рюмки вина на щеках у нее появлялся румянец, а улыбка делалась немного кривой. Каждый раз Иван с Ириной садились рядом, и до определенного момента он ухаживал за ней. По лицу Ирины всегда было видно, когда Иван позволял себе всякие вольности: то положит руку на колено, а то обнимет ее за талию. Чаще всего Ирина смущалась, а бывало и наоборот: игриво прикрикнет на него, оттолкнет руку, но не отодвинется, а даже как бы случайно склонится в его сторону. Но после нескольких отлучек в прихожую Иван становился совсем пьяным и не то чтобы забывал о своей соседке, но становился вялым и лишь таращил на нее глаза да иногда проделывал те же фокусы, но более грубо. «Перестань, — нервно говорила Ирина. — Опять выходил. Стоит же на столе». И Иван окончательно отставал.

Между собой гости не раз предлагали поженить эту парочку, считая, что тогда Ирина обзаведется постоянным румянцем, а Иван, возможно, станет меньше пить. Но дальше слов дело не шло. После пятой рюмки гости изъявили желание потанцевать. Урусов включил магнитофон погромче и уменьшил свет.

— Интиму, интиму давай, — потребовал Трапезников, и все засмеялись. Образцовая пара тут же вышла на середину комнаты, а Павел Васильевич подошел к Ольге Борисовне, чтобы пригласить ее на танец. Ольга Борисовна согласилась, но взглядом показала на Ивана и пожала плечами. Тот, как это часто бывало, обмяк, наклонился вперед, и лицо его зависло над тарелкой с нетронутой картофелиной.

— Ну, Иван, — с досадой проговорил Урусов. — Опять ты…

— Эх, Ваня, Ваня, — хлопнул его по плечу генерал. — Что же ты, засранец, так пьешь–то?

Генерал был грубоватым пожилым отставником с богатым жизненным опытом и открытым характером. Его немного портила чрезмерная откровенность в деликатных вопросах — генерал, не стесняясь, мог сказать в глаза все, что думает о человеке. Но потом, устыдившись своей прямоты, он навязчиво лез с извинениями и предлагал дружбу. Эту некоторую душевную неуклюжесть генералу прощали. Бывало и посмеивались над ним, но в целом старого вояку любили и давно не принимали всерьез его грубоватую «правду». Урусов подошел к Ивану, помог ему выйти из–за стола и повел его в ванную. Иван едва передвигал ноги, почти не держал голову, но не буянил и не стал перечить, когда Павел Васильевич поставил его на колени и наклонил голову над ванной.

— Не рассчитал немножко, — слабым голосом сказал Иван.

— Ничего, ничего, — ответил Урусов. Затем вынул из Ивана затычку и подкачал его воздухом.

В комнату Иван вернулся сам, без посторонней помощи. Он выглядел бодрым и повеселевшим, как в самом начале ужина.

— Ты поешь, поешь, — сказала ему Ирина и рядом с картофелиной положила ложку салата. — Мужики, пьете без меры и не закусываете, а потом ходите с разбитыми физиономиями.

— Не все, — проговорил генерал.

— А помните, — обратилась к гостям Ирина, — как в прошлом году он уронил вилку, полез за ней и уснул под столом?

— Да ладно, — пробурчал Иван.

Когда все отсмеялись, Павел Васильевич снова направился было к Ольге Борисовне, но тут музыка кончилась, и танцующие вернулись за стол. Трапезников уже наполнил рюмки и постукивал вилкой по тарелке, чтобы привлечь внимание.

— Давайте выпьем за хозяина, — торжественно предложил он, и Урусову ничего не оставалось делать, как вернуться за стол. — Крепкого здоровья нашему дорогому Павлу Васильевичу!.. Урусов сидел рядом с Ольгой Борисовной и думал: «А что если положить ладонь на ее руку под столом? Никто не увидит. Иван, вон, все время — и ничего. Черт, неудобно»…

— Сколько лет его знаю, — продолжал Трапезников, — и каждый раз не перестаю удивляться: вроде и живет бобылем, а жилище содержит почище иной хозяйки.

— Ну при чем здесь жилище? — сказал генерал.

— А это тоже, — ответил Трапезников. — А как же — аккуратность очень много говорит о человеке. Аккуратный человек, он и в общении с людьми аккуратен.

— Ладно, — согласился генерал. — Пьем, конечно, за хозяина, но не за вымытый пол — это любой дурак может, — а за душу его человеческую.