Читать книгу "Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года - Борис Иванович Колоницкий"

продавцы, торгующие красными бантами и флажками. В середине марта стоимость модного красного банта составляла уже 20–30 копеек[1022].

Мода на красный цвет проявилась и в увеличении спроса на красную материю. Современный поэт-сатирик писал, обращаясь к «барышням-демократкам»:

Точно с тягостной потери

Гложет барышень тоска:

Боже, красных нет материй

В магазинах ни куска!

    Как все это, право, гадко,

   Точно свет пришел к концу!

   Я — такая демократка,

  И… мне красное к лицу![1023]

После Февраля было выпущено множество почтовых открыток, посвященных революции и обличающих «старый режим». Фирмы, печатавшие почтовые карточки, также учитывали интересы политизированных покупателей. Большим спросом пользовались «романовские» и «распутинские» сюжеты. В 1917 г. продукция такого рода воспринималась как «порнография»[1024]. Но немалой популярностью пользовались открытки, создатели которой использовали революционную символику, прежде всего красный флаг.

Спросом пользовались и специальные значки-жетоны в форме медалей. На них часто были изображены красные флаги. Выделяются жетоны, посвященные Керенскому. Они копировали по форме соответствующие жетоны и медали с изображениями Николая II и других членов императорской фамилии, которые выпускались в годы войны. Один жетон в честь «революционного министра» особенно показателен: на лицевой стороне было помещено «изображение А.Ф. Керенского в растительном орнаменте, вправо обращенное», а на оборотной — надпись: «Славный — мудрый — истинный и любимый вождь народа 1917 г.». Средства, вырученные от продажи подобных жетонов, поступали на патриотические нужды. В атмосфере распространения культа революционного вождя появились даже слухи о выпуске новых медалей с изображением Керенского. «Зато появились медали с выбитым на них римским профилем, которые носятся рядом с Георгиевским крестом…», — сообщала в своем письме от 20 июня аристократка своим близким. Из контекста ясно, что речь идет о Керенском, а упоминание о «римском профиле» имеет антисемитскую направленность. (В то время распространялись разнообразные домыслы о еврейском происхождении министра.) Любопытно, что слухи в этой среде преувеличивали воздействие монархической традиции на формирование культа революционного вождя, предвосхищая тем самым своеобразную частичную символическую реставрацию, осуществленную Сталиным в 40-е годы, когда на медалях СССР появился профиль живого вождя. Некоторые жетоны с изображением Керенского послужили образами для значков советского времени, на которых уже с 1918 г. изображался В.И. Ленин. Они создавались в тех же мастерских, в том же стиле, похоже, что при этом использовались те же формы и штампы[1025].

В обстановке «моды на революцию», в атмосфере политизации частной жизни образ популярного вождя революции стал элементом китча. При этом образцы массовой культуры пользовались известным спросом и у представителей культуры «высокой». «Есть у меня такой сувенир: бирюзовая картонная книжечка с золотым ободком, распахнешь: слева разбитое зеркало, справа — Керенский. Керенский, денно и нощно глядящийся вдребезг своих надежд. Эту реликвию я получила от няньки Нади, в обмен на настоящее зеркало, цельное, без Диктатора», — вспоминала М.И. Цветаева. Цветаева также приобрела бюст Керенского, который заменил бюст Наполеона, стоявший ранее на ее письменном столе[1026].

Большим спросом пользовались и открытки с изображениями «народного министра», его портреты красовались в витринах магазинов, его фотографии выставлялись на аукционах (средства от их продажи также шли на патриотические нужды). На улицах, во время импровизированных патриотических аукционов, продавались портреты «народного вождя», звучали слова: «Товарищ Керенский — двести рублей! Кто больше?». В Ростове-на-Дону, например, портрет «лучшего гражданина» был продан за 390 р. На концерте-митинге, организованном Центральным комитетом по организации революционной добровольческой армии ударных батальонов, был устроен американский аукцион, на котором портрет Керенского был продан за 12 тыс. р. Но своеобразный рекорд, по-видимому, был установлен в Москве: после знаменитого выступления Керенского в Большом театре 26 мая на митинге-концерте одна его фотография была продана за 16 тыс. р. (по другим данным — 15 100 р.), другая — за 5 тыс. р. На других аукционах продавались и бюсты «первого гражданина»[1027].

Издатели приступили к выпуску литературы, соответствующей требованиям момента. Большим спросом у покупателей пользовались песенники с революционными песнями. Эти песни пели, их стремились выучить, они становились модными. Различные же политические силы пропагандировали песни, публикуя, как и в 1905 г., их тексты в виде отдельных листовок и открыток. Так, например, большевистское издательство «Прибой» выпустило серию открыток с портретами Маркса, Энгельса и текстом «Интернационала»[1028].

Революционные песни печатались и в газетах. Так, 5 марта, в первом же номере возобновленной большевистской «Правды» был опубликован текст «Интернационала». Он был вновь напечатан 16 апреля, накануне первомайской манифестации. 8 марта был опубликован текст «Красного знамени», 9-го, накануне запланированного дня похорон жертв революции — «Похоронный марш», 10-го — «Уж красное знамя зардело», 11-го — «Кончается царство постылой зимы…» и «Машинушка», 12-го «Дружно товарищи в ногу», 6-го апреля — «Крестьянская марсельеза», 7-го апреля — «Варшавянка».

Интересно сопоставить «Правду» и меньшевистскую «Рабочую газету». В центральном органе меньшевиков 9 марта также был опубликован революционный похоронный марш («Вы жертвою пали…»), 11-го — «Интернационал», 18 апреля, в день первомайской демонстрации, были напечатаны «Красное знамя» и — вновь — «Интернационал». В московской меньшевистской газете «Вперед» 15 апреля был опубликован текст «Красного знамени», 18-го — «Интернационал».

Можно утверждать, что большевики уделяли сравнительно больше внимания агитации с помощью песен (что, по-видимому, было тактически верно). Видно также, что и для большевиков, и для меньшевиков «Интернационал» был важнейшим музыкальным символом.

О популярности революционных песен свидетельствует и спрос на соответствующие песенники[1029]. Так, солдат-фронтовик в своем письме, адресованном редакции меньшевистской газеты, просил о посылке политических книг: «… а также политических песенников, и не мешает напомнить мотив песни, на какую старую будет сходен»[1030]. Эти издания использовались уже во время «праздников свободы» в марте 1917 г. Участники демонстраций пели малознакомые песни, заглядывая в небольшие песенники[1031].

Удалось выявить 82 песенника, изданные в 1917 г.[1032], однако можно с уверенностью предположить, что некоторые издания остались пока неизвестными. В целом можно выделить два типа сборников песен: собрания старых песен революционного подполья и сборники стихотворений поэтов (часто — поэтов-любителей), написанных в 1917 г. после Февраля. В последнем случае стихи часто создавались под влиянием популярных песен (не обязательно революционных). Некоторые же брошюры представляли собой комбинацию двух подобных типов изданий. Издавались и песенники традиционного типа, включавшие наряду с революционными гимнами народные песни, цыганские и городские романсы и т. п. Показательно, что в 1917 г. в изданиях такого рода публиковались и революционные песни — это служит подтверждением их популярности.

Песенники издавались самыми разнообразными издательствами. Их печатали и социалисты-революционеры (Москва, Иркутск, Слободской,