Читать книгу "Русалка - Кэролайн Дж. Черри"

И тогда Петр вспомнил, чего тот хотел. Он наклонил кувшин, черный шар открыл свой рот и очень ловко заглотил свою порцию, обхватив для верности передними лапами его ногу.

Он искоса взглянул на него, но следующий глоток оставил за собой. Рука по-прежнему болела, и теперь он уже не знал, какая из полученных ран была тому причиной. Он сжал руку в кулак и взглянул на нее, как бы пытаясь убедить себя, не теряя надежды, что причиной этой боли была именно последняя из них. Но он ощущал знакомый холодок, сопровождавший эту боль, словно кто-то резал его руку острым куском льда. Боль ощущалась с тыльной стороны ладони, и ему это очень не нравилось.

Это ощущение еще больше пугало его, когда он вглядывался в лесную даль.

Так значит, это исходило все-таки оттуда. В этом не было ничего нового, и меньше всего для него, и от этого он чувствовал себя обреченным, а его мрачное настроение не проходило. Но он упрямо продолжал все так же стоять, напоминая себе, что ему удавалось справляться с этим до сих пор, и размышляя о том, что, может быть, если он мог бы обнаружить источник этих злоключений в пределах своей досягаемости, то мог оказать всем большую услугу. Затем с каким-то оцепенением, вызванным чувством досады, он вспомнил про меч, лежащий около пенька по другую сторону костра, которым он, на самом деле, немедленно должен был бы воспользоваться в виду надвигающейся угрозы…

Он сделал шаг назад, и словно ступил в вязкую грязь. Следующий было сделать еще труднее: он с напряжением думал о том, почему он вообще решил пойти к пеньку, и последняя мысль, с безнадежностью промелькнувшая, у него заключала в себе лишь страх перед чем-то, окружающим их, и необходимость предупредить об этом Сашу.

Но Ивешка настаивала, он чувствовал и это, чтобы поговорить с ним о чем-то, а в результате и то, и другое только еще больше запутывало его. Он остановился, окончательно позабыв, куда и зачем собирался идти, что собирался сказать, кроме ощущения, что Ивешка опьяняла и дурманила его рассудок…

Около его ноги что-то рычало и дергало за сапог. Он завопил, сделал полуоборота, чтобы сохранить равновесие и зашатался, в тот момент, когда Малыш, продолжая рычать, свалил его с ног, в одно мгновенье становясь размером с доброго волка или даже медведя, когда он оказался стоящим над ним. Он пронзительно закричал, пытаясь выбраться из-под него, и почувствовал, как что-то ухватило его за ногу, причиняя боль, а Малыш с рычаньем переступил через него и бросился в этом направлении.

— Ну, хватит! — сказал Ууламетс, и Петр выполз на твердую землю, поглядывая назад, на опушку леса. Ворон пронзительно каркал, Малыш исчез в лесной чаще. — Иди сюда! — приказал Ууламетс, и что-то пронеслось сквозь лес, слегка раскачивая освещенные отблесками костра макушки кустов.

Малыш вновь запрыгал у ног Петра, будучи все еще размером с собаку, тяжело дыша, угрожающе скаля зубы и принюхиваясь к тому, что находилось по другую сторону его сапог, на коже одного из которых остались свежие царапины.

— С тобой все хорошо? — спросил его Саша, чуть вздрагивая и стараясь придержать его за руку. Но Петр все еще продолжал смотреть прямо на Малыша и только сейчас понял, к своему замешательству, что, на самом деле, он спасал кувшин с водкой и при падении на землю разбил лишь только собственный локоть.

Он отшвырнул его. Он упал, даже не треснув, в ближайших кустах, что само по себе показалось ему последним оскорблением. Он все еще сопротивлялся Саше, который хотел поднять его, сгибая собственные ноги и стараясь встать без чьей либо помощи.

— Что-то слишком много наобещал твой коварный змееподобный сосед, — проворчал Петр в сторону Ууламетса, который подошел, чтобы повнимательней рассмотреть его, и взглянул на Сашу, который протягивал ему кувшин, но на мгновенье отвернулся от него, бросив угрюмый взгляд на Ууламетса. — Ведь он, кажется, обещал не обижать твоих друзей?

Ивешка была от них совсем близко, ее лицо казалось серым и обеспокоенным.

— Со мной все хорошо, — почти выкрикнул он и даже выбросил вперед руку, будто указывая себе самому дорогу к огню. — Со мной все хорошо, и мне вовсе не нужен этот проклятый кувшин! Он проковылял к тому месту, где около костра лежал его меч, раздумывая над тем, не взять ли его в руки да не отправиться ли за водяным. Но он почему-то вдруг ощутил некоторое смущение от этой мысли, полагая, что глупостью тут делу не поможешь. Он с тяжелым чувством опустился на пенек около своего меча и поднял его, продолжая хмуриться, когда подошедший Малыш положил свои лапы ему на колено.

— Спасибо, — сказал Петр.

Затем подошел Саша и поставил на землю кувшин.

— Я полагаю, что мои желания насчет этого кувшина должны бы выполниться, — сказал он очень тихо. — Он всего лишь не должен был разбиться.

— Ты хочешь сказать, что я не смог бы освободиться от этой проклятой вещи! Спасибо! Премного благодарен! А мне, выходит, хоть погибай!

— Мне очень жаль. Я просто постарался сохранить его целым. Ведь вот что ты можешь сделать с вещами под влиянием собственных желаний. Они могут отплатить тебе тем же…

Саша выглядел таким же бледным, как Ивешка. И винить его в чем-то именно сейчас у него не было никаких намерений. Он покачал головой и потер ушибленный локоть.

— Мы должны уходить отсюда, — сказал он. — Первое, что мы начнем делать с утра, так это готовиться к возвращению на лодку…

— Это ничего не решает для нас, — раздался сзади них голос Ууламетса.

— И что же тогда ты можешь посоветовать? — спросил Петр, с неожиданной, до жестокости, точностью вспоминая, как Ууламетс полагался на клятвы водяного. — Черт тебя возьми, ведь ты же говорил, что он не причинит вреда ни тебе, ни кому-либо в твоем окружении. А что же я? Разве я не вхожу в это соглашение? Ты просто пытаешься убить меня, в этом и состоит вся игра?

— Твое собственное отношение ко всему позволяет ему делать такое исключение, — сказал Ууламетс, нагибаясь за посохом. — Подумай об этом.

С этими словами старик пристукнул посохом по земле и отправился за своей драгоценной книгой.

— Я убью его, — пробормотал Петр.

— Ты ничему не учишься, — сказал Ууламетс, искоса глядя на него. — Иди туда, куда хочешь. Отправляйся в Киев. Только попытайся вначале миновать это созданье.

Малыш терся около его ноги, отбежал в сторону кувшина, ухватил его, и, переваливаясь, возвратился вместе с ним назад.

Петр прикрыл глаза и оперся лбом на руки, не обращая внимания на боль в локте.

— Моя дочь, — продолжал бормотать старик за их спиной, — как раз и является подобным его созданьем. А ты — ее. И это тоже хорошенько запомни.

Петр ничего не сказал на это слегка тревожное утверждение. Он только злобно взглянул на старика, который сидел сзади них со своей книгой.

— Он предупреждает тебя об осторожности, — сказал Саша.