Читать книгу "Мир под кайфом. Вся правда о международном наркобизнесе - Нико Воробьев"

Но в этом-то и проблема. Героин — коварный, чарующий, обманчивый. Это и все остальное, что про него говорят, — правда. Не потому, что на него подсаживаешься, стоит только попробовать, а потому, что он словно набрасывает пелену на глаза, и ты думаешь: а ведь все не так страшно, как показывают в кино, я не начала отсасывать за дозу, моя жизнь на самом деле даже УЛУЧШИЛАСЬ, потому что я стала счастливее, продуктивнее. Ну а потом наступает полный пипец, и ты понимаешь, что такое ломка, — по-настоящему понимаешь. Это ад. Я что угодно сделаю, чтобы этого избежать. К счастью, я достаточно зарабатываю, чтобы покупать оптом, так что я очень редко остаюсь без дозы. Но любой аддикт боится этого дня, и он всегда маячит на горизонте».

Оксиконтин и его аналоги смертельно опасны, но, покупая их по рецепту, вы хотя бы знаете, что вам дают. Героин, который поставляют мексиканские картели, бывает сомнительного качества, и иногда в него добавляют фентанил — искусственный опиоид в пятьдесят раз сильнее героина. Фентанил можно синтезировать в лаборатории (и обойтись без пестрых маковых полей, привлекающих внимание федералов), а поскольку он гораздо мощнее, размер партии меньше — и проще перевезти через границу. Именно это вещество убило Принца и Лил Пипа. К 2016 году от передозировок ежегодно умирали более 60 000 американцев — это больше, чем погибло за всю войну во Вьетнаме. Другой пользователь Reddit, spacetimeismygang, потерял трех друзей из-за опиоидной эпидемии.

«Первым был Ник, — рассказал он. — Помню, как прочел на фейсбуке пост кого-то из друзей, что Ника больше нет, и у меня просто сердце остановилось — я надеялся, что это просто дурацкая шутка. Он передознулся в номере гостиницы, пока сестра моего друга Кристиана (девушка Ника) вышла купить еды. Когда она вернулась, он был уже мертв и лежал на полу лицом вниз. Его реанимировали как могли, но всё без толку. Похороны здорово меня подкосили».

Всего год спустя Иэн, еще один его друг, погиб от передозировки героином. Но самым тяжелым ударом стала смерть последнего, третьего друга.

«Последний из моих погибших друзей, Кристиан, в 23 года подхватил инфекцию сердечного клапана — вроде это называется эндокардит — из-за игл для введения героина. Он перенес несколько инсультов, потому что инфекция распространилась в мозг. Сначала он думал, что просто сильно простудился, поэтому в больницу пошел не сразу. Он несколько недель провел в реанимации в Атланте. Врач сказал его матери, что он, наверное, самый тяжелый пациент в городе. В конце концов ему сделали операцию на открытом сердце (им пришлось остановить его сердце и прогнать всю кровь через специальный аппарат — жуть!). Ему пересадили сердечный клапан от свиньи, и он даже пережил эту операцию! К сожалению, проблему, которая привела его на операционный стол, он так и не решил. Он умер полтора года спустя с иглой в вене. По крайней мере мы успели с ним потусить за неделю до его смерти. Мы пошли и достали себе дури… он был мой лучший друг».

После того как опиоидный кризис оказался в центре внимания СМИ, идея жесткого подхода к наркотикам, несколько утратившая популярность в годы правления Обамы, возродилась с новой силой. Администрация Обамы советовала прокурорам мягче относиться к мелким нарушителям, Трамп сделал все с точностью до наоборот. Снова ввели «обязательные минимумы»: в 2016 году губернатор Индианы, а ныне вице-президент Майк Пенс, возобновил действие законов, предусматривающих тюремное заключение сроком в десять лет для дилеров мета и героина при повторном правонарушении. Несколько штатов провели законы, позволяющие обвинить человека в убийстве, если проданные им наркотики привели к чьей-то смерти. Может, это и отвадит некоторых дилеров от подмешивания фентанила в свой товар, но может, и нет (в конце концов, уровень передозировок не так уж и высок), зато это точно заставит наркоманов трижды подумать, прежде чем вызвать скорую к своему умирающему другу. Дональд Трамп даже как-то поднял вопрос о возвращении смертной казни.

«Если мы не принимаем самых жестких мер по отношению к дилерам, мы просто теряем время, — заявил Трамп перед толпой слушателей в Нью-Гэмпшире. — И эти меры должны включать в себя смертную казнь».

Любопытно, что нынешний виток антинаркотической кампании носит гораздо менее расистский характер — вероятно потому, что на этот раз многие из жертв принадлежат к белой расе и среднему классу, как Алекс. Многие политические сторонники Трампа, в том числе губернатор Нью-Джерси Крис Кристи, высказывали мысль, что опиоидным наркоманам нужна поддержка, а не наказание. Дело тут, вероятно, в том, что этим выбившимся из низов белым политикам проще испытать сострадание к таким вот наркоманам, нежели к черным обитателям гетто или реднекам в трейлерных парках. Это, конечно, несправедливо — где было их сочувствие к «крэковым детям» и их матерям в 1980-х? — но отрадно видеть, что белая Америка наконец просыпается.

В 2007 году компания Purdue Pharmaceuticals была признана виновной в недобросовестном маркетинге оксиконтина и введении в заблуждение врачей и приговорена к штрафу в размере шестисот миллионов долларов. Несколько менеджеров высокого уровня отправились на исправительные работы, но никто не сел в тюрьму. В то же время Purdue наряду с другими фармацевтическими компаниями использовали свои связи в Конгрессе, чтобы проводить удобные им законы — например, принятый в 2016 году Закон об обеспечении доступа пациентов к лекарственным средствам и эффективной борьбе с наркотиками, который осложнял процедуру конфискации подозрительно крупных партий опиоидных анальгетиков. Большая фарма потратила на лоббирование этого закона 102 миллиона долларов, сделав щедрые пожертвования 23 политикам, пропихнувшим его через Конгресс.

Работающие в правовом поле и имеющие все необходимые лицензии корпорации берут на вооружение методы мафии, смертность растет как на войне — но оборот наркотиков нужно «регулировать»; так что же, все стрелки опять переведут на Марию Хуану?

Многие действительно подсаживаются на опиоиды из-за лекарств, но это лишь небольшая доля тех, кто принимает прописанные обезболивающие. Как и в случае с другими наркотиками, далеко не у всех развивается настоящая зависимость. При этом численность людей, принимающих опиоидные препараты от боли, велика, и с ними нельзя обращаться как с преступниками. Если врач подозревает, что пациент стал зависим от препарата, он должен аннулировать его рецепт — иначе рискует лишиться лицензии. Именно в таком случае пациенты переходят на героин, а значит, проблема все-таки заключается в черном рынке.

Однако, как ни крути, опиоидный кризис породила жадность корпораций, и, пока на этом можно заработать, неэтичное поведение — подкуп конгрессменов, заигрывание с черным рынком — никуда не денется. Но как убрать прибыль из этого уравнения?

В конце 1980-х и начале 1990-х Швейцария столкнулась с героиновым кризисом. Отчаявшись взять ситуацию под контроль, полиция объявила, что перестанет патрулировать парк Плацшпиц в Цюрихе. Задумка была проста: оставить наркоманам место, где они смогут собираться и заниматься своими делами, не беспокоя обычных граждан, — но такой попустительский подход привел к тому, что 20 000 наркоманов со всей Европы оккупировали парк, превратив его в бесплодный, заваленный использованными иглами пустырь. Преступность рванула вверх, потому что наркоманы принялись воровать и грабить, чтобы заплатить за новую дозу. Конкурирующие банды из Турции, Ливана и Югославии постоянно грызлись за эту выгодную торговую точку. Больницы не справлялись с потоком передозировок, которые случались почти каждую ночь, так что в 1992 году власти, признав, что ситуация полностью вышла из-под контроля, наконец-то сказали: «К черту!» — и закрыли Нидл-парк. Наркоманы просто переместились в другое место.