Читать книгу "Песнь копья - Илья Крымов"

Воздух казался густым из-за снега, облака закрывали утреннее солнце, холод хватал за горло, лез в лёгкие, но звуки всё же достигали вод, — пороховая пальба, вопли ужаса и смерти, заунывный вой чего-то большого. Земля содрогнулась, за снегопадом раздался грохот, не иначе ворота сорвало с петель. Снег словно бы замедлил падение, стало тише и тревожное ожидание воцарилось у причалов.

— Смотрите! — Монах указал кинжалом в снежную муть, за которой начинали проступать высокие тёмные силуэты.

— Бичеватели! — Крик Самшит превратился в стон, её тело ломала судорога, лёгкие едва могли сделать вдох.

Они шли к озеру, возвышаясь над крышами, снося здания дрожавшими изъязвлёнными телесами. Уродливые черты проступали всё яснее и трепет крался в души. Как волны, гонимые ветром, бежали от чудищ гномы, проигравшие бой за свой дом. Твари давили их ногами-колоннами и тоскливо завывали, громадные кошмары, пришедшие в явь. Их рты походили на вертикальные раны, начинавшиеся меж глаз; с боковых челюстей свисали обрывки кожи, а между болтались прозрачные склизкие языки. Из плеч гигантов произрастали десятки длинных красноватых отростков, чудовища взмахивали ими как многохвостыми плетьми и крушили дома, расплёскивали гномов кровавыми брызгами.

Три существа выбились далеко вперёд, они были уже почти на берегу, ещё немного и длины их мерзких рук хватило бы дотянуться до причалов и баркасов.

— Хиас, — сказал наёмник, сдвигая повязку на лоб, — увозите её отсюда.

— Поспешим же…

— Нет, мы, задержим, а вы скорее сажайте братьев на баркасы и увозите Верховную мать! Скорее же, язви вашу душу! Баркасы маленькие, а гномов много, и они не задумаются прежде чем сбросить чужаков в ледяную воду!

Маргу пронёсся мимо Кельвина ураганом, выбрав для себя самое ближнее отродье. Головокружительным рывком он взлетел на крышу одного из домов, а оттуда, избежав удара красными плетьми, перепрыгнул прямо на грудь твари. Орк резким ударом отсёк болтавшийся язык и подтянулся на вонзённых в тушу ножах, чтобы достичь шеи, где десятки острых зубов вонзились в плоть.

Одноглазый наёмник достал свои клинки и молча поспешил следом. Страх он загнал в дальний угол сознания, но сердце бешено колотилось в груди, напевая: «снова в бой». Перед мысленным взором мелькали воспоминания о самых тяжёлых и опасных схватках, когда Кельвин был ранен, ломан, когда разминался со смертью на толщину шёлковой нити, когда не одерживал побед, но и не погибал. Таковой была опасная жизнь, им же самим избранная. От этой сладкой мысли губы воина растянулись в сардонической улыбке.

///

Обуянные жаждой жизни бородачи тащили из сараев лодки, вопя выталкивали свои судёнышки, хватали вёсла, детей, жён, дрались друг с другом насмерть по пупок в ледяной воде. Некоторые устремлялись к нанятым чужаками баркасам, но храмовая стража не дремала, — Огненные Змейки выпускали стрелу за стрелой, метя в глаза и горла. Они твёрдо знали, что чужие жизни были не важны, только Верховная мать имела значение. Воительницы юга не ведали жалости.

Ладонь Самшит потянулась к шлему, скрывавшему лицо Н’фирии.

— Не оставляйте его…

— Госпожа, нужно уходить.

— Нет… — Судорога выгнула тело первожрицы, она застонала сквозь зубы. — Не оставляйте его, пожалуйста!

— Мы все защищаем вас, госпожа. Наёмник будет рад отдать жизнь ради этой цели, я уверена.

— Но я не хочу, чтобы он отдавал… помоги ему, ты можешь!

Пламерожденные положили Самшит на расстеленный по палубе плащ. Несколько монахов находились рядом с обнажёнными кинжалами наготове, один из них присматривал за гномом-извозчиком, другие с тревогой следили за Хиасом, которой был ещё на берегу.

— Н’фирия, — дева держалась в сознании только на силе воли, только потому, что чувствовала свою обязанность бороться, — я не могу вам приказывать…

— Только вы и можете, госпожа.

— Я не могу приказывать вам идти на смерть кади кого-то другого… не могу… но я молю тебя, пожалуйста…

Н’фирия выпрямилась во весь свой огромный рост. Она увидела тёмные силуэты, приближавшиеся сквозь снегопад, прислушалась к вою смертельной тоски, сотрясавшему поджилки. Надо было убираться, бежать прочь, пока судьба дарила шанс, таков был долг телохранителей с острова Канджигар, — защищать Верховную мать и только её.

Любовь. Вздох. Как давно это было и как плохо закончилось для Н’фирии. Как плохо это закончится для маленькой человеческой девочки. Жаль, что молодые не учатся пригибаться, пока не сосчитают лбами всех притолок.

— Я сойду на берег, а вы отходите от причалов и держите расстояние, не дайте малорослым захватить корабль.

Её брат и сестра по служению, сидевшие на коленях рядом с Самшит, приподнялись в едином порыве, но Р’аава надавила на плечо Р’ухула, заставив его вернуться.

— Я пойду с тобой.

— Одной дуры, покидающей пост, вполне достаточно, ни к чему позорить наш народ ещё больше.

Тяжело продавливая доски, Н’фирия прошла по причалу и приказала Огненным Змейкам убираться на баркас. Два других корабля занимали братья Звездопада, все кроме Хиаса и десятка монахов, которые опустились вокруг наставника на колени в позах взлетающего дракона. Люди решили, что это время подходило для хорового молитвословия.

— Что вы делаете, безумные?! — прогрохотала Пламерожденная. — Уходите!

Но те не слышали, полностью отдавшись религиозному экстазу, пока Хиас, ведший их своим голосом, рисовал хной по лицам и обнажённым торсам братьев какие-то знаки. Нерушимая стена молитв окружила элрогиан… нерушимая только в их глупых головах.

Гномы, которых подгонял страх, решили наконец, что одна Н’фирия, хоть и огромная, была не столь ужасна, сколь ужасны были те многие ещё более огромные твари позади. Бородачи объединились и пошли на неё стеной щитов. Рубиновый шип, росший из середины груди, вспыхнул ровным сиянием и исторг копьё ослепительной белизны, испарившей гномов без следа. Колоссом красной бронзы Пламерожденная зашагала по сплавившейся гальке навстречу чудовищам, гадая, насколько ещё хватит её внутреннего огня.

///

Они сметали дома один за другим, столь же сильные, сколь и ужасающие. Вой смертельной тоски взмывал ввысь и бился о купол мира. Кельвин нёсся навстречу гигантам с предвкушением битвы и смерти. Ближайшее чудовище заметило его, замахало плетьми, но тот ловко уходил от них, предвидя каждый удар, каждое движение за секунду. Галантерейщик заметил, что красные отростки были упруги, но не гибки как щупальца, — оружие смертельное на расстоянии, но неловкое вблизи. Кельвин извивался как угорь, нечеловечески гибкий, невероятно быстрый.

Он ни разу не позволил красным отросткам коснуться себя, прошёл под ними без единой ошибки и подобрался вплотную к чудовищу. Вблизи зловонье твари оказалось совершенно тошнотворным, колыхавшаяся туша нависла над человеком как утёс. Из глубины глазниц гиганта смотрели крохотные огоньки, встретившись с которыми взглядом… Кельвин вдруг познал необъятную, невыносимую тоску.