Читать книгу "Мальчик с голубыми глазами - Джоанн Харрис"

Возможно, именно поэтому Найджел наотрез отказался там жить, предпочитая однокомнатную квартирку в городе. Он не так уж хорошо помнил Эмили, поскольку полностью пропустил всю ее историю; по-моему, просто Глория весьма неодобрительно отнеслась к его переселению в этот дом, как и ко всему, что было связано со мной. Ей не нравились мои волосы, мой акцент, моя татуировка, но больше всего то, что я имею самое непосредственное отношение к случившемуся с Эмили Уайт. Это была тайна, которую удалось раскрыть лишь наполовину, тайна, в которую замешан и ее сын…

Я не верю в привидения. И я абсолютно точно не сумасшедшая. Но я постоянно вижу ее здесь; она ощупью, слегка касаясь стен, бредет по улицам Молбри, гуляет в парке или возле церкви — такая живая в своем ярком красном пальтишке… Замечая ее, в душе я становлюсь ею. А разве могло быть иначе? Я ведь жила ее жизнью гораздо дольше, чем своей собственной. Я слушала музыку Эмили. Выращивала ее любимые цветы. Днем по воскресеньям навещала ее отца, и он вплоть до кончины почти всегда называл меня Эмили.

Однако пора ностальгических воспоминаний давно миновала. Мой веб-журнал теперь служит совсем иной цели. Говорят, что исповедь лечит душу, и с течением времени я приобрела привычку исповедоваться. Конечно, онлайн гораздо проще: нет ни священника, ни наказания, есть только экран компьютера и абсолют той клавиши с названием Delete. Благодаря ей написанное можно уничтожить одним легким прикосновением; можно удалить прошлое, удалить все обвинения, и тогда грязное вновь станет безупречно чистым…

Голубоглазый бы понял меня. Он любит такие сетевые игры. Зачем он занимается ими? Потому что умеет. А также в равной степени — потому что не умеет ничего другого. Ну и еще потому, что Крисси верит в концовку «С тех пор они жили долго и счастливо», потому что Клэр покупает печенье «Бурбон», а не «Фэмили секл» и потому что Кэп — вот уж полный говнюк! — не способен распознать головореза, даже если тот набросится на него и выпотрошит все внутренности…

Я-то понимаю Голубоглазого. Уже и говорить начинаю, как он. Наверное, это приходит, когда долго живешь с кем-то рядом. И потом, я всегда отлично умела подражать другим. Это, пожалуй, мой единственный настоящий талант. Та единственная удачная роль, которую мне довелось сыграть в жизни. Но сейчас не время для самодовольства. Сейчас главное — соблюдать осторожность. Даже в самом уязвимом состоянии Голубоглазый чрезвычайно опасен. Он далеко не глуп и отлично умеет давать сдачи. И пример тому — Найджел, бедный Найджел, которого запросто стерли из жизни, стоило Голубоглазому коснуться клавиши Delete…

Да, именно так он и делает. Именно так и справляется со всеми. Он ведь довольно ясно пишет об этом в своих рассказах. Именно так его зеркальный синестет организовал смерть одного брата, используя второго как подставу. Именно так ему удалось убить Найджела — с помощью насекомого, посаженного в банку. И если верить ему, то именно так он устроил и прочие смерти, словно надежным щитом заслонив себя от последствий вымышленными историями, в которых как бы ретроспективно переживает все заново; именно так и Персей обманул горгону, глядя на ее отражение в щите…

Я даже думала обратиться в полицию. Хотя, согласитесь, это звучит довольно абсурдно. Я легко представляю себе их лица, их сочувственные улыбки. Я могла бы продемонстрировать им его признания в Сети — если это действительно признания, — но в глазах полиции именно я, а отнюдь не он выглядела бы сумасшедшей особой, заблудившейся в мире фантазий. И я не смогла бы убедить их, что он ведет себя как ярмарочный фокусник, который, готовясь показать зрителям, как он будет пилить пополам ассистентку, всегда старательно приглашает всех проверить, что никакого подвоха нет.

Взгляните, никаких уловок. Никакого потайного люка. И в рукаве ничего не спрятано. Его преступления совершаются публично, у всех на виду. Для меня открыть рот сейчас означало бы просто повернуть свет прожектора на себя, то есть прибавить еще один скандал к истории, которая и так уже обросла всевозможной ложью. Я легко могу представить, как мои отношения с Найджелом окажутся под лупой. Я прямо-таки вижу, как газетчики сбегаются со всех сторон, вылезают из своих нор, точно изголодавшиеся крысы, набрасываются на клочки моей жизни, и без того уже разорванной и разгрызенной, и уносят их, чтобы выстлать дно своих вонючих нор…

Я шла мимо Дома с камином. Благодаря рассказам Голубоглазого я хорошо знала этот дом. На самом деле я видела его лишь однажды, да и то тайно, когда мне было лет десять, но прекрасно помню сад — сплошные розы и ярко-зеленые лужайки, — большую парадную дверь и рыбный пруд с фонтаном. Внутри я никогда не была, хотя папа часто описывал мне то, что там таится. И вот через двадцать лет мне наконец удалось с фантастической легкостью, ничуть, впрочем, меня не удивившей, отыскать путь к этому дому. Уроки закончились в восемь часов, уже опускались мутные сумерки, пахнувшие дымом и кислой землей, и туман, окутывая здания и машины, светился возле уличных фонарей оранжевым нимбом.

Дом оказался заперт, как я и предполагала, но передняя калитка легко открылась; дорожка, ведущая к крыльцу, недавно была прополота и вычищена. Я догадалась, что это дело рук Брендана, он всегда ненавидел беспорядок.

Огни полицейской машины вспыхнули и проплыли мимо, отбрасывая на зелень белые пятна света. На стене розария на несколько секунд застыла моя гигантская тень, словно указывавшая вниз, на тропинку, которая пересекает лужайку.

Я попыталась представить себе этот дом как свой собственный. Этот добрый, радушный дом и сад. Если бы Эмили была жива, дом и сад теперь принадлежали бы ей. Но она умерла, и все богатство досталось ее семье, точнее, тому, что от семьи осталось: ее отцу, Патрику Уайту, а потом наконец от папочки перешло ко мне. Жаль, что я не смогла отказаться от такого подарка. Но теперь слишком поздно; и куда бы я ни пошла, Эмили Уайт следует за мной. Эмили Уайт и ее цирк ужасов: все эти злорадные ненавистники, сплетники, газетчики…

Окна верхнего этажа были закрыты дощатыми щитами. На поблекшей от дождей и ветров входной двери кто-то недавно написал черной краской из пульверизатора: «ГНИТЬ ТЕБЕ В АДУ, ИЗВРАЩЕНЕЦ».

Найджел? Нет, конечно нет. Я не верю, что Найджел, как бы его ни старались спровоцировать, причинил бы вред старику. А что касается второго предположения Брендана — насчет того, что Найджел якобы никогда меня не любил, что он затеял все это исключительно ради денег…

Нет. Это игры Голубоглазого, это он старается отравить все вокруг. Если бы Найджел обманывал меня, я бы догадалась. И все же я не могу выбросить из головы то письмо, из-за которого он пришел в бешенство и как угорелый выскочил из дома. Что там было? Может, Брендан шантажировал его? Угрожал раскрыть его планы? Или Найджел действительно был в чем-то замешан? В чем-то таком, что вело к убийству.

Щелк.

Негромкий, но такой знакомый звук. Несколько мгновений я стояла, прислушиваясь; кровь, точно волны прибоя, гудела у меня в ушах, кожу покалывало от нервного жара. Мелькнула мысль: неужели меня нашли? Может, это именно то, чего я так боялась?

— Есть тут кто-нибудь?