Читать книгу "Геббельс. Адвокат дьявола - Курт Рисс"

Зарубежные страны имели гораздо больше причин, чем сами немцы, не доверять Геббельсу, поскольку им было известно о массовом истреблении евреев, которое началось в конце 1941 года и продолжалось всю войну с нараставшим размахом. Первые сведения о Майданеке и Освенциме, о газовых камерах и крематориях, в которых ежедневно сжигались тысячи трупов, о десятках тысяч людей, которых заставляли рыть себе могилы перед казнью, и многих других чудовищных преступлениях фашистов уже начали просачиваться в Швецию и Швейцарию, в США и Англию. И те, кто знал об этом, вполне резонно могли предполагать, что трагедия Катыни на совести все тех же преступников. Кроме того, у них не укладывалось в голове, как Геббельс, наверняка знавший о методичном уничтожении евреев, мог себе позволить выражать столь шумное негодование после находки в Катыни[103].

5

Итак, раздутое дело Катыни не принесло желанных плодов, но у Геббельса были и другие причины для головной боли. Существовал еще один очень важный вопрос, обернувшийся для него разочарованием. Речь идет о кампании под девизом «Возмездие».

Девиз возник, судя по всему, на почве отсутствия иных воодушевляющих идей. Геринга постигла крупная неудача. Его хваленые летчики оказались не в состоянии изгнать вражеские бомбардировщики из неба Германии. Что можно было в таких условиях сказать людям, которым ежедневно грозила опасность потерять родных, дом и все нажитое имущество? Можно было уговаривать их потерпеть: «Противнику приходится так же туго, на него тоже падают бомбы, и, как только ему надоест жить в страхе, он тут же перестанет посылать свои самолеты бомбить Германию». Каждый немец понимал, что это была обычная ложь в утешение, но Геббельсу не оставалось ничего другого, как обещать, что скоро наступит вожделенное затишье. «Днем и ночью мы не жалеем сил, чтобы воздать британским воздушным пиратам той же монетой. Разумеется, мы не наблюдаем сложа руки за войной, которую авиация Англии ведет против Германии», – писал он 6 апреля 1943 года. Двумя неделями позже он делал загадочные намеки: «Сейчас не время раскрывать, что именно делается, чтобы дать нашим врагам единственно достойный и убедительный ответ на их беспощадные налеты». 5 июня в речи, произнесенной в «Шпортпаласте», он заявил: «Весь немецкий народ живет одной только мыслью – мыслью о возмездии». Стенографист Геббельса отмечает, что толпа возбужденным и шумным поведением выражала «сочувствие своим соотечественникам, оказавшимся под бомбами неприятеля, а также гордость за их мужество».

В то же время Геббельс всячески избегал упоминаний о чудо-оружии. 30 марта 1941 года он недвусмысленно выразился по этому поводу в одной из своих статей: «В час, когда противника охватили безнадежность и растерянность, британской пропаганде остается только лепетать что-то невнятное о новом чудо-оружии…» В час, когда такое же чувство отчаяния овладело немецким народом, Геббельс предпочел отдать эту тему на откуп своим партийным агентам.

Распространение идеи возмездия противнику велось настойчиво и методично. Разумеется, Геббельс дал только ключевое направление своим агитаторам. «Во всей нашей прессе постоянно, подобно теме красной угрозы, должны звучать голоса, требующие расплаты». Авторы редакционных статей живо подхватили идею, партийные агитаторы нашептывали людям о чудо-оружии, слухи разносились по всей Германии. Но тем не менее это нисколько не воодушевляло гражданское население. Люди больше не верили в грядущее возмездие, они говорили, что даже слышать об этом не хотят.

Тотальная война стала еще одним разочарованием для Геббельса. Как он и опасался, созданный Гитлером комитет принял несколько решений на бумаге, но не подкрепил их действенными мерами. «У нас имеются все необходимые резервы, – жаловался Геббельс своему окружению, – но мы не используем их. Нам всегда не хватает десятой доли усилия».

На своем утреннем совещании он заявил: «Военные считают, что мы можем обойтись тем, что имеем, а другие в руководстве находят, что от народа невозможно требовать еще больших жертв, и в результате ничего не происходит. Тем не менее народ был бы готов на все, если бы мы смогли убедить его в необходимости крайних мер и дали бы ему понять, что в противном случае мы катимся навстречу катастрофе».

В качестве примера ведения тотальной войны он обратил внимание присутствовавших на совещании людей на советский фильм «Ленинград сражается». «Я могу только рекомендовать вам, господа, непременно посмотреть эти хроникальные съемки. Вы увидите, что на самом деле означает термин «тотальная война». Вы увидите, как русские расчищают снег, как при сорокаградусном морозе старухи орудуют тяжелыми лопатами. За работой наблюдает вооруженный винтовкой патрульный солдат. Некоторые от холода и истощения падают и остаются лежать на снегу, но никому до них нет дела. Затем вы еще увидите, как они трудятся на военных заводах, несмотря на тяжелые бомбардировки. Вы увидите, что бомбы взрываются прямо в цехах, где работают люди. Никому не разрешается укрыться в бомбоубежище – работа продолжается».

Геббельса чрезвычайно расстраивало, что тотальная мобилизация в Германии не велась с такой же железной непреклонностью. Ему не только не удавалось ввести те жесткие меры, которые он предлагал, он даже не сумел закрыть все фешенебельные кафе и рестораны. Берлинский «Хорхерс», самый дорогой ресторан города, каждый вечер распахивал свои двери, потому что так распорядился Геринг. Геббельс приказал ночью разбить окна в «Хорхерсе», чтобы затем, пользуясь своим правом гауляйтера Берлина, закрыть его под предлогом возмущения народа. Но Геринг тотчас же выделил своих людей для охраны ресторана[104]. Три четверти часа спорили Геббельс и Геринг по телефону из-за «Хорхерса». Глава люфтваффе без обиняков пригрозил, что если министр пропаганды закроет ресторан, то он, Геринг, завтра же снова его откроет под видом клуба для офицеров авиации.

С того дня Геббельс возлагал всю вину за срыв тотальной мобилизации на одного Геринга. На своих совещаниях он откровенно порицал некоторых высокопоставленных хвастунов – имен он не называл, – «которым недостает ни сил, ни ума совершить что-либо дельное на фронте, зато они используют все средства без разбора, чтобы остаться в центре внимания. При этом они окружают себя задиристыми вояками, а по улицам не ездят без полка вооруженных до зубов мотоциклистов…»

Это было началом открытой вражды между Герингом и Геббельсом. Начался обмен язвительными письмами. Геббельса ничуть не беспокоило, сколько людей уже знало об их ссоре и что именно им было известно. Чем больше ухудшалась обстановка на фронте, тем чаще и суровее осуждал Геббельс своего бывшего соратника времен борьбы нацистов за власть. В конце концов он стал обвинять Геринга буквально во всем.

6

Тем временем войска союзников захватили Сицилию, и Геббельсу оставалось только по возможности смягчить удар, каким явилось для немецкого народа это известие. Он пытался приуменьшить значение события, в частности, такими общими рассуждениями: «До сих пор союзникам не удалось добиться каких-либо серьезных успехов. Чтобы реально достичь их, требуется нечто большее, чем занять маленький островок объединенной мощью двух огромных империй».