Читать книгу "Принцессы немецкие – судьбы русские - Инна Соболева"

На открытии I Государственной думы 27 апреля 1906 года в Георгиевском зале Зимнего дворца император произнес тронную речь:

Всевышним Промыслом врученное мне попечение о благе Отечества побудило меня призвать к содействию в законодательной работе выборных от народа… Приступите с благоговением к работе, на которую я вас призвал, и оправдайте достойно доверие Царя и народа. Бог в помощь мне и вам.

«Я вас призвал…» А призвать-то вынудили. Даже (в кои-то веки!) вопреки уговорам жены не уступать никому ни крупицы власти. Он готов был поддаться ее уговорам, не подписывать уже несколько дней лежащий на столе Манифест. Но в его кабинет с пистолетом в руке вошел великий князь Николай Николаевич: «Если ты не подпишешь, я застрелюсь у тебя на глазах!» Стреляться великому князю не пришлось. А вот Александра Федоровна, и до этого дядюшку мужа не жаловавшая, возненавидела его страстно.

Когда началась война, Николай Николаевич был назначен главнокомандующим русской армией. Распутин сообщил ему, что намерен выехать на фронт для «поднятия морального духа» войск. Главнокомандующий любезно согласился: «Приезжайте, я вас повешу!» Этого ему не простят. Александра Федоровна толкнет императора на самоубийственное решение: стать главнокомандующим русской армией, отстранив с этого поста Николая Николаевича, чья популярность в войсках была огромна:

Он (Распутин. – И. С.) любит тебя ревниво и не выносит, чтобы Николаша (великий князь Николай Николаевич. – И. С.) играл какую-нибудь роль.

Согласившись на уговоры супруги, Николай Александрович стал главнокомандующим, что деморализовало армию и приблизило гибель империи. А царица, ничего не понимая в происходящем, счастливая тем, что все сделано, как ей хотелось, с восторгом будет писать:

«Наш Друг вовремя разглядел карты, умолив выгнать Николашу и самому взять командование».

Зато ненавистного дядюшку Александра Федоровна невольно спасла: отстраненный от командования армией, он был направлен на Кавказ, во время революции уехал во Францию и оказался одним из немногих Романовых, кому посчастливилось умереть своей смертью. Это случилось в Антибе, в 1929 году. Его похоронили со всеми воинскими почестями, подобающими главнокомандующему союзной армии. Несуществующей армии бывшего союзника…

Но это еще впереди. А вот к сотрудничеству императора с народными избранниками Манифест не привел: доверия не было. Председатель IV Государственной думы Михаил Владимирович Родзянко (глава Думы двух последних созывов, позднее – один из идеологов белого движения, сторонник Корнилова и Деникина; умрет в эмиграции) за несколько дней до революции будет умолять императора дать народу хоть какие-то права и свободы, чтобы предотвратить взрыв. Николай ответит: «Вы хотите, чтобы я повторил вам 17 октября? Ни за что!». Александра Федоровна не зря изо дня в день уговаривала его не делиться властью. А ведь не исключено, что, прислушайся император к вовсе не стремившемуся к потрясениям Родзянко, – и (не могу не повториться) судьба России и династии была бы иной.

Кроме думы в управлении страной участвовал Государственный совет, учрежденный в 1810 году указом Александра I. За сто лет высший законосовещательный орган державы стал вполне законопослушен. А законом в России был царь. Это в других странах монарх – всего лишь «первый среди равных». У нас царская власть – от Бога. До 1905 года членов Государственного совета назначал царь. После Манифеста 17 октября половину – избирали. В выборах участвовали только духовенство, помещики, буржуа и профессура. Госсовет обсуждал законопроекты, рассмотренные Думой, и передавал их на утверждение государю. Ну, а уж утверждать или не утверждать, решал только самодержец.

Высшей судебной властью в России был Сенат, созданный еще Петром Великим. Подчинялся Сенат непосредственно императору. А еще было правительство – высшая исполнительная власть. Назначал и председателя правительства, и всех министров тоже сам император. В общем, думается, каждому ясно не только то, что такое самодержавная власть, но и какая безграничная ответственность лежит и на том, кому выпала эта власть, и на том, кто пытается влиять на самодержца, даже если не знает страны, не понимает народа, не слишком сведущ в большой политике. Я имею в виду Александру Федоровну, которая стала фактической соправительницей мужа, особенно во время войны, и подвигла его на многие действия, которые привели страну (и их семью) к краю кровавого рва.

Это она укрепила мужа в намерении взять на себя командование армией (вопреки уговорам Марии Федоровны отказаться от этой пагубной затеи). Это она «советовала» Николаю:

У Друга (Распутина. – И. С.) – ночное виденье. Просит приказать начать наступление возле Риги.

Друг требует приказать Брусилову немедля остановить южное наступление. Начали, не спросив Его!

И тысячи русских солдат и офицеров шли на смерть не когда это нужно Родине, а когда ничего не понимающему в военном деле Гришке взбредет в голову приказать наступление. Это она спровоцировала «министерскую чехарду» – судорожную смену кабинета министров, назначая только тех, кто угоден «Другу».

В царствование Николая II пост главы правительства поначалу занимали выдающиеся политики: граф Сергей Юльевич Витте, Петр Аркадьевич Столыпин и граф Владимир Николаевич Коковцев. После отставки Витте, убийства Столыпина и отставки Коковцева настоящего правительства в России больше не было. Критериями при назначении главы правительства стали не ум, не талант, даже не опыт – только одно: личная преданность монарху. Один за другим сменяли друг друга люди некомпетентные, слабые, часто вообще ни на что не способные. У них было одно «достоинство» – заступничество Распутина.

В январе 1914 года, когда Россия особенно нуждалась в умном, сильном и честном премьер-министре, на этот пост под давлением царицы и «Друга» Николай II назначил Ивана Логиновича Горемыкина, действительного тайного советника, члена Государственного совета, часто впадавшего в старческий маразм. Его любимая фраза: «Это не мое дело!» Казалось, хуже Горемыкина главы правительства просто быть не может. Но новое назначение показало: может! 20 января 1916 года Горемыкина сменил Борис Владимирович Штюрмер, действительный тайный советник, обер-камергер, член Государственного совета. Это – официальные звания. А по существу – человек сомнительной честности, небольшого ума и низкой души. Зато любимец Распутина. Штюрмер в итоге своей «деятельности на благо России» был уличен в германофильстве и предательстве и уволен с должности. В 1918 году расстрелян.

Но самую яростную (и вполне заслуженную) ненависть вызывал министр внутренних дел Протопопов. Эта ненависть объединяла людей разных политических убеждений, разных классов и сословий. Александр Дмитриевич Протопопов – камер-юнкер, землевладелец и промышленник, был сначала товарищем председателя Государственной думы. Министром внутренних дел и главноначальником отдельного корпуса жандармов стал в 1916 году по настоятельной «просьбе» Распутина. Это был слабовольный, трусливый болтун и целеустремленный интриган – некий симбиоз Хлестакова и коварного, жестокого, беспринципного иезуита. Он заслужил благосклонность императрицы не только тем, что ему покровительствовал Распутин, но и тем, что регулярно посылал ей телеграммы, подписанные вымышленными именами, с заверениями в поддержке ее курса всеми слоями населения. Кроме того, Протопопов оказал царице огромную услугу – спас ее от разоблачения. Полиция, занимаясь расследованием слухов о шпионаже, привлекла к следствию банкира Рубинштейна, через которого императрица передавала в Германию… нет, не шпионские сведения – деньги своим обнищавшим родственникам. Если бы дело было доведено до конца, царскому семейству пришлось бы расстаться с властью много раньше, чем это произошло, причем при обстоятельствах позорных. Став министром внутренних дел, Протопопов расследование прекратил.