Читать книгу "Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции - Борис Носик"

На майском Салоне де Сталь выставил свой огромный «Парк принцев», и полотно это шокировало его коллег. Не размерами и не темой, а богохульным отступлением от принципов и догмы чистой абстракции. Наступил новый период в творчестве де Сталя: фигуры и предметы угадывались теперь и на других его новых картинах, вроде «Индий» или серии «Бутылок». Это было святотатством возврата к фигуративности, это было изменой принципам, многие из былых друзей и соратников отвернулись от де Сталя. Верными ему остались Жан Борэ, Дюбур, друзья-поэты. Но он ведь и никогда не настаивал на том, что он абстракционист, он был просто де Сталь и настаивал на своей уникальности. Знаток художественного рынка Бретон предсказывал ему теперь неудачу. Он ошибся. Все больше людей находило путь к языку художника.

Собственно, де Сталь был не единственным, кто проделал такой путь. Можно припомнить немало художников, которые возвращались от абстракции к фигуративной, почти реалистической живописи. В чем дело? Не загоняла ли их абстракция в тупик?

Так или иначе, де Сталь писал теперь пейзажи — под Парижем, на Сене, на Лазурном Берегу. На мой взгляд, замечательные пейзажи. Иные из искусствоведов (скажем, Валентина Маркаде) считали их великим вкладом в искусство, равным вкладу Вермера, Моцарта, Пушкина. Среди русских предтеч этого очень французского художника иные (скажем, Жан-Клод Маркаде) называли Врубеля.

Думаю, что, работая у моря в Лаванду, Никола даже не расслышал тогда русской речи, царившей на соседнем пляже, в Ла Фавьере: он был велик, горд, занят собой и живописью.

Но нервы его сдавали, он был истощен бессонницей. Он писал в ту пору по две с половиной сотни картин ежегодно.

В конце зимы 1953 года де Сталь с Франсуазой уплыли на его выставку в США. Нью-Йорк, как до того Лондон, ему не понравился, но коммерческий успех его картин был огромным. Безудержный приток гонораров его ошеломлял и даже раздражал. Он жаловался на это друзьям.

«Вы правы, — сказала ему при встрече жена Брака. — Будьте осторожны! Вы сумели пережить бедность, соберитесь с силами, чтоб пережить богатство».

Предупреждение было своевременным и не напрасным.

Вернувшись во Францию, де Сталь завершает для майского Салона две огромных (200 × 350 сантиметров) картины — «Оркестр» и «Бутылки в ателье».

Картины его продаются теперь дорого. В США у него замечательный маршан — Поль Розенталь, тот самый, что к тому времени уже три десятка лет продавал картины миллионщика Пикассо и фамильярно звал его просто «Пик». Бывший сосед Теодор Шемп, похоже, был де Сталем забыт.

Розенталь писал де Сталю из-за океана: «Рад сообщить, что со вчерашнего дня мы продали уже четыре картины и что спрос растет… Видите, я был прав, увеличение цены не отпугивает покупателя — напротив, оно его стимулирует».

Подошло лето, и де Сталь, Франсуаза, ждущая нового ребенка, и трое детей Никола (от двух браков) отправляются на юг, в тот упоительный уголок Прованса, который зовется Люберон. В Малом Любероне, неподалеку от Авиньона и городка Ланьи, живут старые друзья поэта Рене Шара. Рене Шар много рассказывал о них Никола — о хозяине, о его жене Марсель, а больше всего — о хозяйской дочке Жанне, которой поэт посвятил столько восторженных строк. Может, эти застольные парижские восторги Шара с чтением стихов не прошли безнаказанно для Никола. Познакомившись с былой подругой Шара Жанной (уже к тому времени вышедшей замуж и подарившей мужу двоих детей), де Сталь сообщает в Париж: «Жанна пришла к нам, распространяя вокруг себя гармонию такого совершенства и силы, что мы до сих пор не можем опомниться. Какая девушка, земля содрогается от эмоций, какая размеренность в ее царственной поступи. Там, наверху, в хижине, всякая дрожь камня, колебание травинки повинуется ее шагу. Какое место, какая девушка!»

Дальнейшие действия де Сталя так же безудержны, безумны и слепы, как и это его послание. Он сдает экзамен на права, покупает микроавтобус, сажает в него семью, Жанну и еще одну подругу Шара и мчит их к югу Италии. Сперва они путешествуют по Сицилии, потом едут назад, через всю Италию. Во Флоренции, бросив всех, Никола уводит Жанну на прогулку, одну.

Отныне новые картины, успех, выставки, деньги — все будет только подстегивать его в погоне за призраком, будет только изматывать нервы. Он и сам сейчас похож на призрак, преследующий молодую женщину близ ее семейного дома.

Де Сталь покупает небольшой замок (но все-таки замок) за тридцать тысяч франков здесь же, в Любероне, на дороге из Авиньона в Апт — в Менербе, античной Минерве, на каменном плоском возвышении, похожем на корабль, пришвартованный к скалам. Уже в V веке здесь был монастырь, в XVI веке протестанты обороняли замок пятнадцать месяцев. Ворота с круглыми башнями стоят с XVII века. Старинный замок старинного Менерба.

Де Сталь еще работает дома, он еще путешествует, еще переезжает со всеми картинами в свой замок, но сердце его уже не здесь.

Весной 1954 года Франсуаза родила ему второго сына, которого они назвали Гюстав. В менербском замке идут работы. Де Сталь затевает переделки, хочет переменить мебель, нервничает, но главные перемены происходят теперь помимо его воли: Жанна с мужем переезжают в Грас, за две сотни километров от Менерба.

Никола, покинув семью, снимает неподалеку от Граса, в Антибе, ателье, обращенное окнами в море. Он высоко над морем.

Он пишет здесь замечательные картины, пишет свой знаменитый «Форт Антиб», работает без устали, на износ. В 1954 году он написал 266 картин.

Он открывает новые пути в поэтическом искусстве, он знает об этом, он верит в свою гениальность, и в то же время любой упрек, любая не осторожная фраза могут повергнуть его в муки сомнений. В декабре 1954 года (на вершине известности, американской и французской славы) он пишет Жаку Дюбуру: «То, что я предпринимаю, это беспрерывное обновление, воистину беспрерывное, и это не так легко. Моя живопись, я знаю, какой она представляется, ее неистовство, ее непрестанное борение и проба силы, вещь очень хрупкая, в добром смысле слова, вещь возвышенная. Она хрупкая, как любовь… Когда полотно удается, я страшным образом ощущаю элемент случайности, как при головокружении, элемент удачи в применении силы. Несмотря ни на что, по всей видимости, только удачи… и это страшно, это печально обескураживает…».

Боже, какая мука. Какое неблагополучие. Какая неизбежность неблагополучия…

Уже знакомый нам почтенный букинист Жак Матарассо вспоминает, что Никола де Сталь пришел к нему в 1953 году, в десятую годовщину их памятного прощания, во время которого де Сталь обещал вернуться знаменитым. Готовясь к визиту знаменитости, месье Матарассо навестил местного галерейщика, у которого были картины Жанин и одна старая «абстракция» де Сталя.

— Он был в тот день такой веселый, — говорит мне месье Матарассо, — но русские всегда так: то они веселые, то у них тоска. Он ко мне и за две недели до смерти заходил — был такой веселый, очаровательный…

— Так отчего же все-таки это самоубийство? — спрашиваю я. — Как говорят ваши разумные французы, ищи женщину? Безумная любовь?