Читать книгу "Насмешник - Ивлин Во"

Судьба Джона типична для новой Родезии. В 1945-м он вернулся из армии в Англию, горя желанием работать и развивать свое старое имение, но ограничения, налагаемые законодательством, были таковы, что все его усилия оказались тщетными, тогда он купил, не глядя, земельный участок в сорока милях от Солсбери и перебрался туда с женой, детьми, семейными портретами и большей частью своего скота. По английским меркам, поместье у него огромное, но для Африки скромное, только-только чтобы выжить. Лейбористское правительство ему не досаждало, такового здесь просто не было, как и всяческих ограничений или удушающих налогов, но в Африке свои трудности, и ферма приносит одни убытки. Так что теперь он больше не фермер, а преуспевающий бизнесмен и каждый день ездит в город, в офис, как в свое время ездил из Саннингдейла в Лондон, но не порывает с прежним образом жизни, держа конюшню со скаковыми лошадьми. Он — директор банка и нескольких коммерческих предприятий. Основное его дело — это производство бумажных пакетов из привозных материалов. Его сыновья посещают школу в Солсбери и говорят с местным акцентом, дочери учатся в католических школах при монастырях в Умтали и Южной Африке. На каникулы они ездят в Дурбан, к морю. Никто из них не испытывает ностальгии по родине.

Дом представляет собой длинное бунгало, протянувшееся поперек холма, крытое железом, с бетонными стенами и без всяких претензий на архитектурную оригинальность. Невдалеке «туземное поселение» — деревня из круглых хижин, — откуда до глубокой ночи слышатся звуки веселья. Все рабочие Джона, мальчишки, прислуживающие в доме и на ферме, пришли из Ньясаленда. Он построил для них школу, пригласил учителя африканца и англичанина священника. Многие стали христианами.

Когда проедешь большую фруктовую плантацию и водохранилище — основное, что осталось от деятельности Земельной компании в этих местах, дорога становится хуже и ухабистей. Во времена путешествий в экипажах тут была придорожная станция, где можно было сменить лошадей, теперь на ее месте находится закусочная с плавательным бассейном. Миновав ее, мы скоро свернули на крутую проселочную дорогу, ведущую к дому Джона. Ослепительно-белые улыбки и трепет розовых ладоней встречных ньяса. Останавливаемся возле дома и выходим из машины, ступая в пыль или в грязь, смотря по сезону.

Сегодня, в воскресенье, в саду нет рабочих; обычно же они в глубине сада лениво машут инструментом, напоминающим клюшку для гольфа, — пропалывают сорняки. Этим утром все отдыхают, кроме небольшой группы, копающей плавательный бассейн. Копают неистово, ибо принадлежат к необычной полухристианской секте, которая считает, что предаваться безделью в воскресный день безнравственно.

В доме постоянно полно народу, но свободное место в нем, похоже, всегда есть. Хозяйка невозмутимо встречает самых разных гостей: друзей из Англии, соседей, партнеров мужа по работе, родственников; но больше всего в доме детей. Веранда, по-местному «stoep»[237], — место их игр. В Родезии редко берут к детям нянь-африканок. В доме Джона их вообще нет. Зато есть классная комната, оборудованная, как в настоящей школе: парты, классная доска и глобус, однако дети никогда не засиживаются в ней дольше пяти минут. Любимое их развлечение — гонять на трехколесном велосипеде по веранде.

По нормальным понятиям, дом никак нельзя назвать тихим, но мир и покой, исходящие от Дафни, не позволяют царящей здесь оживленности превратиться в сущее столпотворение.

16 марта. Хотя я путешествовал со всеми удобствами, какие может предложить Африка, все же дорога меня утомила. Я покрыл много километров в разных направлениях и рад хоть день никуда не ездить — хотя отдыхом это нельзя назвать. С рассвета до заката вокруг меня бурлит жизнь, как на какой-нибудь неапольской улочке, но я сижу в кресле, и пусть меня теребят вопросами, показывают мне фокусы, пляшут, хвастаются, какие они сильные, хоть один день я не двигаюсь с места.

17 марта. Мы вчетвером — я, Дафни, ее священник и приятный молодой производитель бумажных пакетов — отправились в Восточное Нагорье.

Сначала мы на несколько минут заехали на табачные торги — большой важности событие, ежегодно происходящее в Солсбери. В огромных складских помещениях тянутся ряды с тюками табака. Покупатели быстро идут за аукционистом, на ходу определяя качество товара и предлагая свою цену. Аукционист с видом как бы безразличным переходит от кипы к кипе. Этого мастера своего необычного дела за большие деньги наняли в Новом Орлеане и привезли сюда. Он беспрестанно мурлычет что-то совершенно бессмысленное для непрофессионала, однообразное, иногда переходя на какую-нибудь популярную песенку. Безошибочно поднимает и сбивает цены на партии табака, и это впечатляет тем более, что уж вовсе непостижимо, чем он руководствуется. Так, говорят мне, происходит купля-продажа табака во всем мире. Это ничуть не похоже на хлопковые торги в Александрии, как их описал Э. М. Форстер в «Фаросе и Фарийоне». Насколько я мог судить, в то утро цены на табак были низкие. Это единственная сельскохозяйственная культура в Южной Родезии, которую выгодно выращивать, и у многих продавцов лица были вытянутые, но фермерские жены, вырядившиеся в лучшие свои платья, в шляпках и перчатках, беззаботно болтали, попивая кофе.

Примерно сто шестьдесят миль на поезде, а дальше машиной по хорошему шоссе, идущему от Солсбери в Умтали. Я взял на заметку этот путь, которым и пользуется умный путешественник. Восточное Нагорье граничит с португальскими владениями. Они включают в себя самые красивые места Африки, лесистые горы, водопады; здесь чудесный воздух. Эти места особо притягательны для орнитологов и энтомологов, для археологов тоже, потому что тут находятся прекрасные искусственные каменные террасы и таинственные пещеры Иньянги. Здесь в эпоху, не установленную учеными, процветала неведомая цивилизация, и сегодня есть, насколько я знаю, две превосходные гостиницы для туристов и, как говорят, много чего интересного.

Одна из них, в которой мы завтракали — так вкусно, как ни в одном другим отеле после Малинди, — расположена на главной улице Умтали, столице и центре этого прекрасного края, великолепного города-сада, вокруг которого множество богатых иммигрантов построили себе виллы и посадили сады.

Мы заехали сюда повидать дочь Дафни, Джил; она учится в новой католической школе-интернате, построенной американскими монахинями ордена «Святого сердца Девы Марии» (никогда не слышал о таком ордене) на окраине города — роскошное заведение, с ванной комнатой на каждых двух девочек. Несколько угнетали американские псевдоанатомические схемы, иллюстрирующие губительное воздействие вина на человеческий организм, да учебники местной истории, предназначенные для использования в Южно-Африканском Союзе. Сразило кое-что более современное: урок «Обаяния» в учебном расписании. При ближайшем знакомстве оказалось, что так по-новому именуется обычный «Урок хороших манер». И очень приятно было видеть, как девочки, скользя мимо нас по коридору, делали легкий книксен.

Я хотел было купить в умталийских лавках какие-нибудь поделки туземцев. Некоторые племена в португальской Восточной Африке славятся мастерством резьбы по дереву, и вполне заслуженно, в чем я имел случай убедиться, разглядывая коллекцию фигур, которую собрал один из чиновников районной администрации в Килве. Но здесь, почти на самой границе, не продавалось ничего, кроме самых дрянных туристских сувениров. По совету одного из лавочников мы продолжили поиски в африканском квартале, благоустроенном и чистом, но нас встретили неприветливо. Повсюду, как в военном городке, висели объявления, что без разрешения вход на территорию закрыт, что вновь прибывшим требуется пройти медицинское освидетельствование и регистрацию. Да к тому же тут не было того, что мы искали.