Читать книгу "Ведьмин бал (сборник) - Светлана Ольшевская"

Бабушка уставилась недоуменно.

– Ну, мне так показалось – народ туда толпами не валит, так с чего бы быть дороге?

– А не знаю, внучечки. Там всегда была дорога, сколько я помню. А вообще да, туда редко кто ходит.

Глава 8

Кто ходит по этой дороге?

После обеда делать было абсолютно нечего. Ника выбрала в шкафу какую-то книжку и завалилась с ней на диван, а я маялась дурью. Электричества так и не было, телевизор не включишь, мобильник приходилось держать выключенным, чтоб не разрядился окончательно, а несколько книжек, которые я пыталась начинать, не пришлись ни уму, ни сердцу. Я взяла стопку старых газет, предназначенных на растопку, нашла в одной из них кроссворд и стала решать.

– Ерундой страдаешь? – посочувствовала бабушка, вытаскивая свой мешочек с рукодельем. – А повышивать не хочешь?

Я пожала плечами. Когда-то в детстве она меня учила, но после отъезда я так больше и не бралась за это дело. Впрочем, вышивать лучше, чем страдать от безделья.

– Ну, давай, – сказала я. – Убьем время как-нибудь.

Бабушка, похоже, обиделась:

– Вот уж не ждала от тебя такое услышать!

– А что, не так? – пожала я плечами. – Ну, вышью я какую-нибудь картинку, цветочки в вазочке или зайчика, вставлю в рамку и повешу на стенку. Зачем? Чтобы друзья мамы с папой, когда придут в гости, притворно ахали: «Какая у вас дочка рукодельница!», и делали вид, что им нравится? Хотя ежику понятно, что им оно неинтересно, а моим друзьям тем более. Лучше уж картину красивую купить да повесить…

Тут я умолкла, поняв, что брякнула лишнее. Это получилось случайно, я вовсе не хотела обижать бабушку.

Зато Ника, глянув на меня искоса, отложила свою книжку и подтянулась к нам.

А бабушка встала и резким движением положила свой мешочек на маленький круглый столик у окна:

– Картина покупная, говоришь ты, лучше?

Я предпочла промолчать.

– Ну, это смотря с чем сравнивать. Если с твоей последней работой, – бабушка иронично усмехнулась, – то конечно. А не желаешь ли посмотреть вот на это… Сейчас…

Она открыла дверцу старого шкафа, подставила табуретку, проворно влезла на нее и стала шарить на верхней полке среди каких-то узлов и свертков.

Должна сказать, в доме у бабушки три шкафа. Один стоит в большой комнате, хранит в себе вещи, которыми постоянно пользуются, и называется «новым». В самом деле, ему всего-то лет тридцать, так что он здесь совсем еще новый. Второй занял угол бабушкиной спальни, там хранятся разные вещи, которые, по мнению бабушки, «когда-нибудь сгодятся», и его принято называть «старым».

Вот, а сейчас бабушка открыла третий шкаф. Это была старинная темная громадина, стоявшая в углу кухни. В детстве я его боялась – большого, важного, покрытого старым потрескавшимся лаком и резными узорами, но в то же время мне было интересно, что же в нем. Этот шкаф при мне почти не открывали, и когда я однажды спросила, что в нем хранится, бабушка ответила лаконично: память. Тогда я, маленькая, не уразумела, что это значило, и однажды, оставшись одна, набралась смелости и заглянула в него. В шкафу обнаружились какие-то коробки, тюки, свертки из старых газет, а еще там нашелся шоколад, который бабушка где только ни пыталась от меня спрятать, но я везде находила… Собственно, на шоколаде осмотр шкафа тогда и был окончен.

Вот и сейчас, когда бабушка открыла дверцу, на меня повеяло запахом того давнего, ужасно вкусного шоколада. А она нашла, наконец, на верхней полке то, что искала.

– Полюбуйтесь-ка вот на это, – бабушка положила на стол большой сверток из темной бумаги.

– Вот это да! – присвистнула Ника, когда она сняла газету. В свертке оказалась большая стопка полотенец, салфеток, дорожек, разных по размеру, но с такими узорами, что я диву далась. Я сначала осторожно взяла верхнюю дорожку. На ней затейливым образом переплелись полевые цветы – васильки, ромашки, колокольчики и много таких, которых я и названия не знала, вид богатейший. Второе полотнище ухватила Ника, оно было на пасхальную тему – озаренный утренними лучами солнца храм, вербовые веточки с пушистыми полураспустившимися почками, золотые ангелочки…

Ника подняла вышивку перед собой и отошла к окну, любуясь, и мне со стороны изображение показалось живым, словно я смотрела на настоящий храм издали.

– Что, нравится рушничок? – усмехнулась бабушка. – Это я когда-то на Пасху сделала, корзину с пасочками прикрывать, когда святить их носила. А вот, пожалуйста, мой свадебный рушник.

Она достала из середины стопки и развернула длинное, метра в два, пожелтевшее полотенце, на котором переплелись стилизованные ветви дуба и гроздья калины, а по бокам сидели в гнездышках две пары белых голубей.

– И что, на них всегда дуб с калиной рисуют? – спросила Ника, аккуратно складывая вышивку.

– Дуб означает мужское начало, калина – женское, так положено на свадебных рушниках, – ответила бабушка.

Дальше мы уже смело все перебирали и разворачивали. Узоры и рисунки были великолепные, и если при ближнем рассмотрении наблюдалась вышивка крестиком или гладью, то стоило отойти подальше – и все словно оживало.

– Сколько ж ему лет? – пробормотала Ника, разворачивая очередную работу. Тут и я обратила внимание, что узор, на сей раз немудреный, красными и черными нитками, был вышит не на канве, а на серой домотканой холстине.

– Много, – вздохнула бабушка. – Это еще моей прабабки, если не ошибаюсь. Оберег на счастье, чтоб вы знали.

Вышивки были сложены в хронологическом порядке, и дальше обнаружилось много таких домотканых оберегов – и на холстинах, и на белых полотнах.

– Ну что, не передумала убивать время? – спросила бабушка, когда мы, исполнившись впечатлений, складывали все на место.

– Я тоже так хочу! – заявила Ника, и я кивком ее поддержала. – Чтоб тоже было как живое!

– Как живое? Ну, хорошая вышивка это может – сделать картину живой, – серьезно кивнула бабушка.

– Да вам на выставку надо! – продолжала Ника. – Я пару раз видела выставки, где такие вышивки продавались, и недешево!

– Нет. Этого я не продаю. Это – память. А вы – пробуйте, учитесь, может, и деньжат заработаете.

Она достала большую стопку разных схем узоров и картин, мы с Никой выбрали себе для начала по небольшой салфетке и вскоре увлеченно отсчитывали клеточки по белоснежной канве.

– А если понравится, – сказала бабушка, – и если не бросите, то я вам потом еще кое-что покажу.

Мы просидели за работой до темноты. Электричества так и не было, к великой нашей досаде. Мы попытались вышивать при керосинке, но это оказалось очень трудно, глаза быстро устали, и пришлось отложить работу.

– Теперь я понимаю, отчего в деревнях рано ложатся и рано встают, – вздохнула я. – Придется, наверное, и нам на такой график переходить!