Читать книгу "Кровь Асахейма - Крис Райт"

Космодесантник облокотился на парапет, хмуря брови.

— Я должен научиться доверять его суждению, Тяжелая Рука, — сказал Гуннлаугур. — Открывайте ворота.

Глава двадцать четвертая

Канонисса де Шателен преклонила колени перед алтарем и наблюдала, как горят в жаровнях поминальные огни. Их были десятки, по одному за каждую душу сестры, павшей в бою. Едкий от ладана дым поднимался под своды часовни тонкими струйками.

Церковный хор пел тихую и размеренную погребальную песнь. Музыка была смесью традиционных гимнов смерти планеты и официально одобренных Министорумом мелодий. Слова написала сестра Рената, одна из целестинок-телохранительниц канониссы. Как и многие другие, Рената была мертва, и ее тело лежало где-то в дымящихся руинах нижнего города.

Де Шателен склонила голову. Обряды поминовения помогали ей чувствовать себя чуть лучше. Погибло так много людей, которые окружали ее в течение долгих лет. Их жизненные пути оборвались жестоким и унизительным образом, но пока совершались ритуалы, им воздавалась хотя бы часть положенных почестей.

Когда загорался очередной огонь, раздавался звон и священник объявлял имя погибшей. Имена все назывались и назывались, в соответствии с положением каждого в официальной имперской иерархии. Наконец только одна жаровня осталась незажженной.

Аколит в железной маске приблизился к ней, баюкая языки пламени в специальных металлических перчатках. Когда угли вспыхнули, колокол прозвонил в последний раз.

— Сестра-палатина Уве Байола, рожденная в мире Мемнон Примус, из Ордена Фамулус, впоследствии из ордена Раненого Сердца. Объявлена погибшей при исполнении священного долга. Император забрал ее к себе. Благословенны будут мученики. Их души да пребудут чистыми вечно.

Канонисса слушала эти слова с грустью. Байола всегда была для нее загадкой. Де Шателен никогда не понимала, как кто-то с такими способностями, как у палатины, мог пожелать назначения на столь отдаленную планету. К тому же Байола никогда не производила впечатления человека, наслаждающегося общением с набожным населением. Де Шателен всегда считала, что ее неугомонный дух куда лучше пришелся бы ко двору где-нибудь в другом месте, к примеру, в большем ордене или в палатах Фамулус, откуда она явилась в Раненое Сердце, со всем сопутствующим спектром работ, охватывающим целые планетарные системы.

Канонисса вспомнила день, когда Байола прибыла на Рас Шакех. Де Шателен тогда восхитилась выправкой молодой женщины, ее спокойным характером и тихой старательностью.

Лишь потом ее стало тревожить, что Байола проводила много времени в подземельях собора, и то, как неохотно она взаимодействовала с другими сестрами. Когда Байола принялась громогласно возражать против решения запросить помощи у Волков Фенриса по причине, которую де Шателен так и не смогла понять, отношения между ними начали давать трещину.

Но так и не успели испортиться окончательно. Теперь, после всего произошедшего кровопролития, даже мысли о подобных вещах казались нецелесообразными. Байолы больше не было, и все ее секреты ушли вместе с ней.

Было бы неплохо поговорить с ней напоследок. И если бы Палатина не была так одержима защитой проклятого собора, может быть, этот разговор состоялся бы. Но теперь все осталось в прошлом. Возможно, храм когда-нибудь отстроят, и в нем будет алтарь, посвященный героической обороне Байолы. Мысли о будущем всегда успокаивали.

После того как зажглась последняя жаровня, де Шателен поднялась на ноги, в последний раз поклонилась алтарю и, развернувшись, двинулась обратно в центральный проход часовни. Идя к выходу, канонисса слышала торопливые шаги своих помощников. Они старались держаться в тенях боковых пределов, закутанные в плащи и с наброшенными на головы капюшонами. Некоторые были из плоти и крови, как и она сама, иные — как минимум частично механическими.

Как только де Шателен распахнула тяжелые двери из галового дерева и вышла на улицу, окутанную ночной прохладой, один из них приблизился к ней, низко кланяясь.

Когда он поднял лысую голову, продемонстрировав иссеченное старческими морщинами лицо со слепыми белыми глазами, канонисса узнала Эрмили Реподу, магистра астропатов.

— Ваш вопрос не может подождать, магистр? — поинтересовалась она.

Репода снова поклонился, извиняясь.

— Вы велели уведомить вас, если хор сможет получить сообщение.

Несмотря на всю свою выдержку, де Шателен почувствовала, как внутри живота что-то судорожно дернулось. В эти дни надежда была опасным чувством.

— И?..

Репода сухо сглотнул.

— Я не хочу давать вам почву для ложного оптимизма, — сказал он, — но после того как эта… тварь была убита, мы начали получать прерывистые обрывки данных. Ничего достаточно определенного, что меня бы устроило, к тому же по большей части сообщения принимают аколиты без должных навыков толкования.

Де Шателен нетерпеливо вздохнула.

— Я думаю, наш зов услышали, — сказал он. На его лице попеременно отражались то сомнение, то надежда. — У меня нет точного имени, но кто-то пытается до нас дотянуться.

— И больше ничего?

Репода выглядел неуверенно.

— Кое-что. Возможно, прозвище. Может быть, Волки смогут рассказать больше. Мои люди интерпретировали его по-разному. Один выдал какую-то тарабарщину, другой — прозвище: «Зовущий Бурю». Я не знаю, что все это значит.

Де Шателен задумчиво поджала губы.

— «Зовущий Бурю»… — медленно произнесла она. — Я поговорю об этом с Гуннлаугуром. Это имя, вероятно, покажется ему знакомым.

Репода снова поклонился. Его руки нервно дергались, казалось, он сам не свой. Все вокруг уже были взвинчены и доведены до предела из-за того, что им пришлось увидеть и пережить.

Де Шателен мягко взглянула на астропата, хотя тот и не мог этого увидеть.

— Не отчаивайтесь, магистр, — сказала она. — Я почти утратила надежду, но наши молитвы были услышаны. Волки не бросят своих. Придут еще их братья, и, когда они высадятся на планете, в нашем выживании окажется смысл. Этот город будет стоять прочно, готовый принять воинов. И они отправятся в Крестовый поход, которого мы так ждали.

Репода попытался улыбнуться, но его старое лицо оказалось способным лишь на гримасу.

— Надеюсь, что вы правы, канонисса, — произнес он.

Де Шателен глубоко вздохнула. Воздух вокруг Галикона стал чище, чем раньше.

— Если я и приучила себя сомневаться, магистр, — сказала она, — то уже забыла об этой привычке. Владыка Человечества не бросает верные Ему души. Именно об этом нам нужно помнить, разве нет? Необходимо верить.

Женщина снова улыбнулась, в этот раз скорее для себя, чем для астропата.

— После всего, что мы видели, — произнесла она, — даже самый последний из нас выучил этот урок.