Читать книгу "Дневник Верховского - Юрий Сафронов"

Хорошо информированный А. И. Верховский излагал в своих мемуарах вопрос о сепаратном мире с немцами очень четко. Когда Протопопов, тогда еще в качестве члена Государственной Думы, был за границей, то ему было устроено свидание с первым секретарем германского посольства, предложившим свое содействие в неофициальных переговорах о мире между Россией и Германией. Немцы предлагали России Босфор и украинскую часть Галиции, предлагали воссоздать Польшу, поделенную между Германией, Австрией и Россией; Боснию и Герцеговину они готовы были вернуть Сербии; Эльзас и Лотарингию – Франции. «Только своего главного врага – Англию они хотят пощипать, отобрав ее колониальные владения»[489].

А. И. Верховский с ясностью, не вызывающей никаких сомнений, раскрыл главную причину, почему государь Николай II не мог пойти на сепаратный мир: «Государь желает сохранить нибелунгову верность союзникам, а те хотят воевать… до последнего русского солдата!.. Мы имеем уже сейчас 100 миллиардов долга, по которому нам после заключения мира придется ежегодно платить пять миллиардов в счет процентов…»[490].

В конце концов вследствие военных неудач и политических заявлений немецкого правительства совместно с правительством Австро-Венгрии о создании «независимого Польского государства» в Российских военно-политических кругах возобладала точка зрения продолжения «войны до победного конца».

В 1937 году в учебнике истории СССР писали: «Близкие к царю люди советовали Николаю II окончить войну, заключить с немцами отдельный от союзников мир (сепаратный мир) и затем расправиться с революцией»[491].

Вопрос о борьбе с внутренней анархией еще более остро встал на повестку дня в середине октября 1917 года. Главным носителем этой идеи стал военный министр А. И. Верховский, для которого наступал кульминационный момент всей его предыдущей, да пожалуй что и последующей жизни.

19 октября ровно в 2 часа дня, как и было заранее условлено, на квартиру В. Д. Набокова прибыл Верховский в сопровождении адъютанта. Набоков вспоминал: «Мы уселись в моем кабинете, кругом. Верховский сразу вошел in medias res заявил, что он хотел бы знать мнение лидеров к.-д. по вопросу о том, не следует ли немедленно принять все меры, в том числе воздействие на союзников, для того, чтобы начать мирные переговоры. Затем он стал мотивировать свое предложение и развернул отчасти знакомую нам картину полного развала армии, отчаянного положения продовольственного дела и снабжения вообще, гибель конского состава, полную разруху путей сообщения, с таким выводом: “При таких условиях воевать дальше нельзя, и всякие попытки продолжать войну только могут приблизить катастрофу”.

Милюков и Шингарев сразу же обрушились на Верховского, к которому у них давно сложилось отрицательное отношение. (Верховский, со своей стороны, считал Набокова, Шингарева и Аджемова «наименее одиозными лидерами кадетов»). Оба кадетских лидера инстинктивно чувствовали опасность, исходящую от молодого и энергичного генерала, и поэтому его слушатели пропустили мимо ушей все, что он говорил. К тому же Милюков уже отметился в истории России, когда произнес свою разгромную речь при открытии Государственной Думы 1(14) ноября 1916 года, ставя вопрос о «глупости или измене» в высшем руководстве страны. Царского правительства уже не было, но вопрос о сепаратном мире так и оставался ключевым. Удивительно, но некоторые кадеты сами выдвигали лозунг: «или разумный мир, или Ленин».

Набоков писал о Верховском: «все его недавнее прошлое было настолько – в политическом отношении – сомнительно, что не исключалось предположение, что он просто играет в руку большевикам. Разговор закончился тем, что Верховский спросил: “Таким образом, я не могу рассчитывать на Вашу поддержку в этом направлении?” и, получив отрицательный ответ, встал и раскланялся – а на другой день, в вечернем заседании комиссии Совета Республики (комиссии по военным делам) повторил в дополненном виде всю свою аргументацию, с теми же выводами»[492].

Русский человек, как известно, крепок «задним умом». «Увы, – сетовал Набоков немного позже, – приходится признать, что по существу Верховский был прав»[493].

Примечательно, что вину за развал Российского государства монархисты-эмигранты возлагали не в последнюю очередь на лидеров кадетской партии. 28 марта 1922 года В. Д. Набоков трагически погиб в Берлине, личным вмешательством предотвратив намерение эмигранта-монархиста убить П. Н. Милюкова. Набоков попытался выбить револьвер из рук нападавшего, но выстрел пришелся ему прямо в сердце…

* * *

К середине октября 1917 года военный министр Верховский, по существу, остался в изоляции. Парадокс ситуации заключался в том, что для правых Александр Иванович был, по мнению Пальчинского, как белая ворона и должен был «сорваться не там, так здесь» (л. арх.). Со стороны левых, во многом сочувствовавших военному министру, тоже начали появляться подозрения в его диктаторских замыслах.

Конфликт между А. И. Верховским и другими министрами Временного правительства, которые были не способны профессионально оценить ситуацию в армии и на фронте, с каждым днем разрастался все больше и больше. И все-таки Верховский продолжал энергично действовать, используя любые возможности, хотя у него почти не осталось единомышленников в аппарате министерства, в тылу и на фронте.

А. И. Верховский вспоминал: «Днем 20-го я приглашал к себе членов Ц. И. К. Были: Авксентьев, Гоц, Дан, Чхеидзе, Скобелев и еще кто-то. Я им говорил, что страна не может воевать, что она вырвет управление. Они просили меня не делать шагов, в то время как нужно было (действовать и я эти действия предлагал. Это свидание разрушило мою надежду на их твердость и поддержку» (л. арх.).

20 октября 1917 года в 9 часов 30 минут вечера в Мариинском дворце открылось секретное заседание комиссий по обороне и по иностранным делам Предпарламента.

До революции в этом дворце шли заседания Государственного совета; здесь собирались виднейшие деятели царской России и во главе с представителями царской семьи решали важнейшие дела империи, но наступили времена, которые предрекал поэт:

Настанет год, России черный год, Когда царей корона упадет; Забудет чернь к ним прежнюю любовь…

Теперь собиралась на заседание совсем другая публика. Здесь упражнялись в красноречии самые «лучшие представители российского общества», «властители дум» и так называемые «передовые люди». На этом заседании военный министр Верховский счел необходимым изложить свое видение обстановки: «1) сокращение армии в желательных размерах не может быть произведено по стратегическим соображениям; 2) армия не может быть при таких условиях прокормлена; 3) равным образом, она не может быть должным образом одета и обута; 4) командовать некому; 5) большевизм продолжает разлагать наши боевые силы»[494]. Но самая главная проблема, по мнению Верховского, была в том, что армия не понимала, зачем она должна вести войну. «Солдат не хотел нести ни жертв, ни лишений во имя каких-то совершенно непонятных ему целей. Поэтому власть офицеров была подорвана. От традиций в армии осталась лишь тень. Никакие распоряжения не выполнялись… Армия неудержимо разваливалась»[495].