Читать книгу "Наложница императора - Татьяна Семенова"

Цыань подумала немного и выбрала пирожное в форме журавля. Проглотив кусочек, императрица почувствовала горечь во рту. Лицо её сразу изменилось, и она прошептала:

— Позовите придворного врача.

Слуги побежали за лекарем. Евнух, принесший пирожные, так и стоял на коленях с открытой коробкой. Он непонимающе моргал глазами, а до его слуха доносилось шептание служанок, пытавшихся привести в чувство императрицу:

— Пирожные отравлены… пирожные отравлены…

Прибежал придворный лекарь, но он уже ничем не сумел помочь.

Тело Цыань никому осмотреть не дали, придворного врача запугали до смерти, он буквально не мог произнести ни звука, когда его расспрашивали о причине неожиданной смерти императрицы. Родственников на похороны не пустили, а траур продолжался меньше месяца, причём траурной одежды не носили ни Цыси, ни сановники. Столь непочтительное поведение противоречило правилам. В Китае ещё никогда не хоронили так вдовствующих императриц. А свой отказ надеть траурное платье Цыси объяснила просто:

— Цыань была такой же сорегентшей, как и я. Почему я должна совершать челобитные перед её телом?

Неожиданная смерть императрицы Цыань, конечно, породила множество слухов. Подозрение сразу пало на Цыси и на её главного евнуха Ли Ляньина, однако документально никто ничего доказать не мог. Цыси пыталась рассеять подозрения, объясняя, что, пока она сама болела, Цыань слишком много работала и это плохо сказалось на здоровье Великой императрицы.

Став единственной регентшей, Цыси почувствовала себя по-настоящему счастливой. Теперь ей принадлежало всё! Она наслаждалась абсолютной, ни чем неограниченной властью. Ей не нужно было «сохранять лицо», она могла теперь делать всё, что захочет, и ни один человек уже не смел критиковать её поступки. Деспотичность и жестокость единовластной правительницы проявились теперь в полной мере. Её боялись все, начиная от евнухов и кончая сановниками. Перед ней трепетали! Разве не этого она добивалась всю свою жизнь? «Власть — единственная сила, перед которой падают ниц!» — победоносно говорила императрица.

Прошло девять лет. Молодой император Гуансюй вырос, и надо было передавать ему власть. Для Цыси это было настолько тяжело, что она чуть не слегла. Взяв себя в руки, императрица решила действовать так, чтобы полностью подчинить себе императора. В марте 1889 года Цыси женила его на Лун Юй, которая приходилась молодому императору двоюродной сестрой. Этим браком Цыси хотела утвердить свой род как правящую династию, так как и Гуансюй, и Лун Юй были её племянниками. Император хотел бы, чтобы его женой стала Чжень Фэй — очень красивая и весьма образованная девушка, но судьба (в лице Цыси) распорядилась иначе: Чжень стала только драгоценной императорской наложницей.

После совершеннолетия Гуансюя, императрица-регентша формально передала ему власть, однако на деле всё время вмешивалась не только в управление страной, но и в личную жизнь императора. Она окружила его шпионами-евнухами, которые докладывали о каждом шаге Гуансюя.

Однако почти всё свободное время император проводил со своей любимой наложницей Чжень, и этим очень раздражал Цыси. Чжень во всём поддерживала императора, особенно, когда он начал сотрудничать с Кан Ювэем, сторонником реформ и противником Цыси.

Император и Кан Ювэй втайне подготовили план смещения Цыси. Но замыслы были раскрыты… 21 сентября 1898 году Цыси лично прибыла в Запретный город, приказала арестовать императора и заточить его на острове Иньтай. Сторонников реформ, четырнадцать приближённых к Гуансюю евнухов и личную охрану императора она казнила, а Кан Ювэю удалось бежать.

Отобрав императорскую печать у племянника, Цыси снова взяла власть в свои руки. Указ от лица императора Гуансюя гласил:

«Сознавая огромную ответственность, которую Мы (император) несём перед нашими царственными предками, Мы несколько раз почтительно умоляли Её Величество (императрицу Цыси) дать всемилостивейшее согласие помогать Нам своими мудрыми советами в деле управления государством. К великому счастью всех чиновников и народа Поднебесной Империи, Её Величество снизошла к нашим мольбам, и с сегодняшнего дня Её Величество будет решать все государственные дела».

Евнухи бдительно охраняли место заключения Гуансюя — дворец Иньтай. Их меняли каждый день, боясь, что они могут проявить симпатию к узнику и помочь ему бежать. Так как место заключения находилось на острове, мост, соединявший его с императорскими дворцами Запретного города, ежедневно разводился во время смены караула. Любимой наложнице Чжень вначале разрешили приходить к императору, но потом она осмелилась высказать прямо в лицо Цыси, что та не имеет права нарушать волю Неба и держать законного правителя под арестом. Такая наглость со стороны Чжень возмутила Цыси до глубины души. Она была в страшном гневе! И наложницу перестали допускать на остров.

— Как эта ничтожная мерзавка посмела спорить со мной? — кипела императрица.

Чжень, лишившись возможности видеть императора, стала писать ему письма, но послания, конечно, не доходили до адресата.

В заточении Гуансюй ежедневно получал «Пекинскую газету», из которой узнавал, как по указу Цыси отменялись одна за другой его реформы, и делалось это от его имени. Поначалу он несколько раз пытался бежать с острова, но бдительность Цыси не позволила императору освободиться.

Прошло время, Гуансюй начал привыкать к своему положению узника. Он уже не пытался бороться с всесильной императрицей.

Находясь в изоляции, император лишь иногда покидал место своего заточения. По требованию Цыси его выводили с острова для совершения церемоний или принятия иностранных послов. Всё это делалось для того, чтобы дать понять всем, а особенно иностранцам: императрица совсем не притесняет императора, а Гуансюй здоров и невредим. Правда, на всех приёмах император сидел молча на своём троне, не произнося ни звука. Цыси, восседавшая на соседнем троне, решала все вопросы сама, лишь иногда обращалась к императору, спрашивая, согласен ли он с её решением. Все понимали, что обращение к императору было чисто символическим — только для того, чтоб не возбуждать лишних толков, мол, Цыси не советуется с законным Сыном Неба. И он, как послушный ребёнок, всякий раз соглашаясь, кивал головой. Попробовал бы он не согласиться!

Изредка наложнице Чжень всё же случалось увидеть императора, но подходить к нему ей было запрещено. Они обменивались только взглядами, и в глазах у обоих стояли слёзы.

Когда императрица выезжала в летний дворец в Жэхэ, что в двухстах пятидесяти километрах от Пекина, она непременно брала Гуансюя с собой. А как иначе? Опальный император должен быть всегда под присмотром. И там, в Жэхэ местом заточения императора считался «Зал воды и журчащего нефрита».

Сопровождая императрицу, Гуансюй никогда не шёл рядом с ней, а всегда держался в нескольких шагах позади. Когда Цыси сидела, он на таком же расстоянии обязательно стоял у неё за спиной и не осмеливался сесть, если она сама не предлагала. Даже евнухи вели себя по отношению к императору непочтительно: например, не становились на колени в его присутствии. Ни один министр не совершал челобитные перед Сыном Неба. Наоборот, эти раболепные подданные всесильной Цыси окружили его стеной неприязни. Но самым большим унижением для императора было то, что его самого вынудили совершать челобитные перед Цыси в присутствии всего двора. Неслыханное дело! Император, божественный Сын Неба не может преклонять колени и совершать челобитные перед смертным человеком — только перед богами в храме. А тут такое унижение!