Читать книгу "Право на одиночество - Ника Соболева"

И я, не удержавшись, запрыгнула обратно и крепко обняла его.

— Просто проснулась. А ты… что ты хочешь на завтрак, Максим?

И отстранилась, чтобы посмотреть на его лицо. Оно того стоило!

— Ничего себе! Ты ещё вчера, засыпая, сказала «спокойной ночи, Максим Петрович», я даже расстроился. После того, что было, обращаться на «вы» как-то… неприлично.

— Ну почему же? — я рассмеялась. — По-моему, как раз то, что было — неприлично, а вот обращение на «вы»…

— Ах так…

Меня повалили на постель и поцеловали. Я ничуть не возражала, обняв Громова за шею. Но он вдруг перестал меня целовать, сел на постели и посмотрел на свою руку, которой только что поглаживал внутреннюю поверхность моего бедра.

— Чёрт… А я вчера думал, что мне показалось…

В этот момент я поняла, почему мне так мокро.

— Ой…

— Вот именно — ой… Я не буду спрашивать, почему ты не сказала и как вообще умудрилась сохранить девственность до такого почтенного возраста в наше время… Ты просто дуй в ванну. Быстро!

Чуть позже я оценила масштабы катастрофы. Можно было подумать, что меня кто-то резал. Громову пришлось поменять простынь.

— Извини, пожалуйста, — отчаянно краснея и глядя в пол, сказала я. — Я не думала, что будет так много крови… Надеюсь, она отстирается…

Максим только вздохнул, а потом обнял и прижал меня к себе.

— Дурочка. Тебе правда не было больно?

— Нет…

Больше он ничего не сказал. И я была ему за это благодарна, потому что немного стыдилась своего поступка. Я действительно специально ничего не говорила Максиму. Просто подумала, что это может что-то изменить в его отношении ко мне. Да и вообще, я не знаю, какими словами нужно о таких вещах рассказывать.

— Если я пожарю яичницу на помидорах, ты будешь?

— Буду, — Максим развеселился. — А почему именно на помидорах?

Я вздохнула.

— Я последний раз готовила такую в день смерти родителей. Потом, позже, много раз хотела приготовить… но чувствовала, что не могу. А сегодня понимаю, что могу.

Максим несколько секунд просто смотрел на меня, а потом взял за руку и тихонько сжал пальцы.

— Я очень надеюсь, что когда-нибудь ты и цветов перестанешь бояться.

Я тоже очень на это надеялась.

После завтрака я попросила Громова отвезти меня домой. Нужно было покормить Алису и взять кое-какие вещи — не ходить же мне по его квартире в праздничном платье с открытой спиной. Хотя Максим уверял меня, что не будет возражать, если я буду ходить по квартире в неглиже, но на такое я пока не способна.

И только мы вышли из подъезда и направились к его машине, как нас ждал сюрприз.

— Папа! — послышался звонкий девичий голос. Я вздрогнула и, подняв глаза, увидела Анжелику с Алисой. Обе девочки стояли рядом с машиной и, очевидно, ждали нас. Вид у Лисёнка был озадаченный, Лика же смотрела на меня с откровенной ненавистью во взгляде.

Я сглотнула. Конечно, я представляла, что когда-нибудь мне придётся встретиться с дочками Громова… но не думала, что это произойдёт настолько скоро.

— Вы с матерью совсем офонарели, — зло процедила Анжелика. — Со вчерашнего дня на звонки не отвечаете. Ну я понимаю, мама, ей на всех вокруг пофигу, но ты-то, пап? От тебя я такого не ожидала.

Лисёнок нерешительно переминалась с ноги на ногу, косясь то на меня, то на Максима. Видимо, она уже всё поняла, но никак не могла до конца осознать. Что ж, она не одинока, я тоже пока не успела осознать случившееся…

— Лика, я тебя прошу… — начал Громов, но не успел больше ничего сказать.

— Просишь? — фыркнула девушка. — О чём, интересно? Вы с матерью хоть бы предупредили, что я должна врать Лисёнку.

В воцарившемся молчании не было слышно ничего, кроме тяжёлого дыхания Анжелики.

И мне вдруг стало очень её жаль. Сначала я даже не поняла, откуда взялось это чувство, а потом…

Передо мной стояла даже не девушка — девочка, которая была никому не нужна. Я смотрела на Лику и видела в её зелёных глазах под презрением и ненавистью настоящую болотную тоску.

— Лисёнок, я могу поговорить с тобой наедине? — спросил Максим у своей младшей дочери и, дождавшись кивка, взял младшую дочь за руку. — Мы на минутку. Лика, очень тебя прошу, не хами Наташе.

Губы девочки скривились, а я проводила Громова с Лисёнком удивлённым взглядом. Почему он не захотел говорить при нас? Чем ему помешала Лика? Я чувствовала, что девочку это недоверие очень задевает и обижает, но, по-видимому, она привыкла к такому отношению.

— Шлюха ты, — тут же процедила Лика, как только Максим с Алисой отошли подальше, — всё-таки добралась до папы.

Я вздохнула.

— Тебе обязательно оскорблять всех окружающих?

— Не всех. Только тех, кто того заслуживает.

— А почему ты думаешь, что я этого заслуживаю?

Девочка усмехнулась. В её глазах светилось такое откровенное презрение, которого я никогда не встречала раньше.

— А как ещё можно назвать женщину, которая трахается с женатым мужчиной?

Меня кольнуло чужой болью. И я, поддавшись порыву, подошла ближе и положила руки на плечи Лики. Девочка дёрнулась, на секунду опешив от моей наглости, но я лишь крепче сжала её плечи.

— Ты ведь знаешь, что между твоими родителями давно нет любви, — тихо сказала я, смотря Лике в глаза. — Его измена не причинит боли твоей маме. Так почему ты так меня ненавидишь, Лика?

Взгляд девочки заметался, словно я посадила её в клетку.

— Ты ничего не знаешь, — наконец буркнула она. Презрение в её глазах уменьшалось, уступая место смятению. — За последние пять лет у папы были три женщины, и они все бросали его первыми, поняв, что он никогда не разведётся с мамой. Это причиняет ему боль, каждый раз он очень переживает. Уже полтора года у папы не было ни с кем отношений, и тут ты… — глаза Лики вновь вспыхнули ненавистью, а я глубоко вздохнула.

Девочка переживает за отца. Как всё просто! И как же она не похожа на мать, которая сама толкала меня в объятия Максима, не думая о последствиях.

Теперь я, смотря на Лику, больше не видела в ней молодую Лену.

— Ты красивее их всех, вместе взятых, и моложе, намного моложе. И папа… он очень увлечён тобой. И когда ты его бросишь, ему будет очень больно. Я не хочу, чтобы ему было больно!

Её голос, сорвавшийся к концу речи на визг, окончательно уверил меня в принятом решении.

— Лика, — я опустила свои руки вниз и сжала ладони девочки, — никто на свете не застрахован от боли и переживаний, но я обещаю, что постараюсь не делать больно твоему папе. Клянусь.