Читать книгу "Изумрудный шторм - Уильям Дитрих"

Глава 45

Тут меня вдруг затрясло, словно в лихорадке. От холода, усталости, тревоги, полного отчаяния… Гарри!.. Мне никак не удавалось унять эту проклятую дрожь.

Я мрачно озирался по сторонам. Чуть поодаль на песке неподвижно лежало нечто темное и большое, точно морской лев. Я не сразу сообразил, что это Джубаль.

Дул ветер, летящие песчинки вонзались в кожу и жгли, точно укусы насекомых. Стоять я не мог – у меня не было сил даже передвигаться на четвереньках. А потому я просто пополз к своему другу на животе, весь облепленный грязью, заранее ужасаясь тому, что сейчас увижу.

Но нет, худшие мои опасения не оправдались. Мой маленький Гор, кашляя и дрожа, примостился под боком у черного великана и героя, тело которого защищало его от ветра. Глаза Джубаля вылезли из орбит от изнеможения и походили на камешки из кварца и черного вулканического стекла. Он тоже совершенно обессилел, но при виде меня все же выдавил кривую улыбку.

– Жив…

Этот негр спас моего сына и меня.

Я подполз к нему, и теперь мы замерли с двух сторон от маленького Гарри, образуя надежную защиту на этом пляже из темного вулканического песка. Всего лишь в нескольких ярдах от берега огромные валы продолжали разбиваться о риф, но я старался не смотреть в ту сторону – боялся увидеть тело жены.

А затем все мы провалились в сон, больше похожий на обморок.

Когда я очнулся, уже вечерело. На западе солнце затерялось за черными грозовыми тучами – наверное, именно туда ушел ураган, – а на востоке небо было ясным. Море продолжало бушевать, и я, несмотря на то что находился в тропиках, продрог до костей. Все мы с головы до ног вывалялись в темно-коричневом песке, а прибой нанес столько пены, что пляж казался покрытым снегом. Пальмы стояли голые – ветер оборвал на них все листья. Не было видно ни одной птички, да и вообще весь здешний мир выглядел вымершим.

Я, постанывая, сел и понял, что чувствую себя совершенно опустошенным, лишенным сил, эмоций, цели и самого желания жить. Да, я выжил, победил в этой схватке с морем, но потерял самое главное в своей жизни – возможность любить и быть любимым, сохранять эту любовь всеми силами и доступными средствами.

Любовь, говорила мамбо, это основа веры.

Я променял свою жену на погоню за богатством и славой, и виной тому было мое тщеславие, желание казаться важным, способным управлять событиями мирового значения. Астиза знала, какая судьба ее ждет, когда мы пересекали Атлантику. Пытаясь достичь цели, мы плыли в противоположном от нее направлении. Тщета и суета сует.

И тем не менее, заранее предвидя все это, моя супруга согласилась сесть со мной на борт «Мон-Пеле», ни намеком, ни словом не выдав своего страха. Наверное, она думала, что спасет тем самым Гарри. Наверное, она действительно любила меня, как и говорила. Я буду вечно помнить эти ее слова.

Через некоторое время мне все же удалось взять себя в руки, и я осмотрел пляж. И увидел тела, выброшенные на берег.

Среди них не было ни одного, похожего на женское.

Джубаль тоже зашевелился.

– Может, отведешь мальчика подальше, в заросли? – предложил я ему. – А я посмотрю, есть ли там выжившие.

Негр проследил за направлением моего взгляда. Мы оба понимали, что выживших нет и быть не может, а Гарри вовсе ни к чему видеть эти трупы.

– Да. Пойду поищу чистую воду. Встретимся вон там, у той ободранной пальмы. – Мой друг указал на одно из деревьев, и я кивнул. Во рту у меня тоже пересохло.

Я поднялся и, сгорбившись, как старик, поплелся к тому месту у кромки воды, куда прибоем выбросило утопленников. Огромные волны все еще обрушивались на рифы, и берег был усеян тысячами обломков того, что некогда было кечем под названием «Мон-Пеле». Обломков было вполне достаточно, чтобы развести костер и погреться – требовалось только придумать, как его разжечь.

Я коснулся груди. С моей шеи все еще свисало на шнурке увеличительное стекло.

Может, я смогу воспользоваться им завтра, если покажется солнце…

Просто удивительно, как быстро мы начинаем думать о будущем, только что пережив поражение. Мы тут же смыкаем свои ряды, как римские легионеры, переступающие через тела своих убитых товарищей.

Пляж находился примерно в четверти мили от мыса. Я обнаружил пять тел – двоих черных и троих белых.

Рот у одного из них скалился в злобной усмешке. Это был Мартель.

Агент Наполеона казался таким маленьким и жалким, одежда его была в клочья изодрана острыми кораллами, обувь пропала, ноги были белыми и морщинистыми… Богиня судьбы Немезида распорядилась так, чтобы лишь нас с Гарри и Джубалем вынесло на берег живыми, а этому человеку не повезло – он угодил прямиком в ад. Глаза его были открыты, и в них застыл ужас, точно он видел, что его ждет в конце пути.

Неужели Леон был всего лишь орудием в руках первого консула? Или он наплел всю эту ложь о Наполеоне лишь для того, чтобы помучить, подразнить меня, окончательно запутать? Чтобы изменить мое мнение об этом политическом Прометее, с которым я был связан на протяжении стольких лет, о великом Бонапарте, который предал меня и мою семью ради какой-то крохотной модели летательного аппарата, который, может, полетит, а может, и нет? У меня до сих пор лежала в кармане одна из этих игрушек – я запустил туда руку и ощупал ее.

И с ужасом нащупал там же цепочку. Это был медальон Астизы с выгравированной на нем проклятой буквой «N» – подарок Наполеона, который, как оказалось, вовсе не пошел на дно, а неким непостижимым образом попал обратно, в карман жилетки, точно проклятие, от которого невозможно избавиться.

Неужели Мартель смотрит на меня сейчас из ада и усмехается? Радуется тому, что мне теперь некому доверять?

Я толкнул ногой его тело, и оно перевернулось. Одна его рука в разорванном в клочья рукаве безвольно откинулась в сторону. Кожа на ней была сплошь испещрена порезами от кораллов, и мне лишь через несколько секунд удалось разглядеть узор на внутренней стороне бицепса. Я вздрогнул и наклонился.

Это была татуировка.

На коже была выжжена буква «N» в обрамлении лаврового венка – отметина Бонапарта, которую этот злодей прятал от посторонних глаз на своем теле. Леон Мартель не лгал. Он не был ни предателем-полицейским, ни членом подпольного криминального сообщества – или, по крайней мере, он был не только ими. Кроме этого, он был тайным агентом Наполеона.

И тут, словно по подсказке самого Господа Бога, в желудке у меня так заурчало, что я согнулся пополам от боли и тут же отбежал в сторону, где присел под кустиком. И из меня вышел целый поток кала, смешанного с морской водой, и ощущение при этом было столь отвратительным и болезненным, что я дрожал всем телом. Там, в куче этих нечистот, лежал камень, ради которого я пожертвовал женой и своим счастьем – исторгнутый из тела изумруд.

Вот уж действительно проклятый камень!