Читать книгу "Синдром гладиатора - Петр Разуваев"

Давид шел медленно, каждый шаг давался ему с трудом. Мне вообще казалось, что им сейчас движет уже нечто большее, чем просто сила воли. Врач, в последний раз осматривавший Давида в «крепости», был категоричен в своей оценке: каждое движение должно было причинять Липке невыносимую, адскую боль. И тем не менее он шел рядом со мной, о чем-то говорил, пытался шутить. Я не понимал, как ему это удается, и мысленно преклонялся перед ним.

Позади нас черными тенями скользили Рихо и еще двое его людей. С того момента, как приказ о нашем отъезде был им получен, все проблемы между нами исчезли сами собой. По крайней мере, я хотел так думать. Какая-то едва уловимая напряженность оставалась, но я относил ее целиком за счет эстонского упрямства Рихо Арвовича. Он сам настоял на том, чтобы нас сопровождала охрана, и лично возглавил тщательно отобранных для этой цели людей. Смысла в этом, на мой взгляд, не было никакого, но спорить я не стал. Знал, что обойдется себе дороже. Отъезд, приезд, переезд — все шло настолько замечательно, что чувство тревоги взыграло во мне с новой силой. Когда очень хорошо — тоже не хорошо, это я усвоил четко. Слишком уж все гладко…

— Вам не кажется все это странным? — слегка наклонившись к Давиду, поинтересовался я.

— Кажется, — безмятежно улыбнувшись, ответил он. И тут же чуть поморщился от боли.

— Я не верю в подарки судьбы, Давид. Мы слишком легко победили.

— Ну и что?

— Не знаю. У меня плохое предчувствие. Может быть, вы передумаете?

— Андре, Андре… Передумать стоило бы вам. Я вовсе не настаивал на том, чтобы мы летели вместе. А что касается меня… Знаете, мне даже интересно. Ужасно хочется хоть раз напугать то, чего сам всю жизнь боялся…

Мы уже прошли паспортный контроль и теперь очутились в небольшой очереди, выстроившейся перед «звенящими воротцами», последним барьером, отделяющим пассажиров от всех прочих нелетающих граждан. Рихо снабдил своих людей пластиковыми карточками внутренней службы «секьюрити», но даже это уже не срабатывало. Дальше им хода не было. Наступала пора расставаний. Я обернулся к Рихо.

— Ну, прощай, сук-кин сын, — сказал я, подражая его манере тянуть звуки.

Рихо как-то печально улыбнулся одними глазами и ответил:

— До свидания, Андре.

Хлопнув его по плечу, я прошел мимо бдительного полицейского. Прозрачная, но уже непреодолимая стеклянная стена окончательно встала между нами. Обернувшись, я увидел, что Рихо по-прежнему стоит на том же самом месте и внимательно смотрит мне вслед. Улыбнувшись, я помахал ему рукой.

Давид уже прошел последнюю проверку на металлоискателе, и теперь меня отделяло от него несколько метров. Рослый полицейский кивком предложил мне повернуться, и пока он сосредоточенно водил по моей спине своим жезлом, я на мгновение выпустил Давида из поля зрения. А когда обернулся, было уже слишком поздно.

В зале находилось несколько полицейских, все они были одеты в одинаковые форменные рубашки с именными бирками на груди, все вооружены, и в шумной толчее я не обратил на них никакого внимания. Все итальянцы в тот момент были для меня на одно лицо. Даже увидав пистолет в руке одного из них, я не сразу понял, в чем дело. Этот полицейский стоял дальше всех, у самого окна, и был почти не виден из-за спин пассажиров. Отыскивая взглядом Давида, я вдруг заметил невысокого человека в форме, стремительно выдвигавшегося из толпы, его вскинутую руку, вороненый ствол пистолета. Инстинктивно рванувшись, я отшвырнул возившегося с металлоискателем итальянца, прыгнул вперед и буквально наткнулся на острый, ненавидящий взгляд. Из-под низкого козырька форменной фуражки на меня глядели знакомые бесцветные глаза. Вещий! В эту секунду и прозвучал первый выстрел. Первый, потому что остальные слились для меня в одну нескончаемую очередь. Вещий пулю за пулей выпускал в грудь Давида Липке, но — не глядя!

Он смотрел на меня, и его тонкие губы кривила какая-то странная, болезненная усмешка. Я прыгнул, но достать его не сумел, слишком велико было расстояние, нас по-прежнему разделяло несколько метров, но он почему-то не стрелял в меня. Время сжалось в тугой комок, я метнулся еще раз и в невероятном выпаде достал его, ударив вытянутыми пальцами в плечо. Удар прошел вскользь, он отшатнулся и, потеряв равновесие, взмахнул рукой. И я ударил опять, вложив всего себя, все силы в этот удар, ломая кулаком кости черепа, сминая его лицо, как картонную маску. Его отбросило назад, но он все еще стоял на ногах, опираясь на толстое стекло, и тогда вновь раздались выстрелы. Полицейские так и не успели среагировать, у них в руках даже не было оружия. Стрелял Рихо, стрелял сквозь отделявшую его от нас перегородку, зажав тяжелый «Магнум» в обеих руках и спокойно, словно в тире, всаживая пулю за пулей. Белая рубашка на груди Вещего буквально взорвалась красными пятнами, стекло за его спиной с оглушительным звоном лопнуло, и изрешеченное тело рухнуло вниз. Таинственный киллер, Олег Петрович Масляков, Вещий — этот человек перестал «быть».

Не обращая внимания на панику, царящую вокруг, я медленно подошел к распростертому на мраморном полу Давиду. Вокруг него расплывалась огромная лужа крови, вся грудь превратилась в кровавое месиво, и от этого господства красно-черного цвета еще сильней выделялась бледность его лица. Широко открытые глаза смотрели прямо на меня, а на губах навсегда застыла его неповторимая, мягкая улыбка. Давид заплатил свою цену. И боги приняли жертву.

Кто-то тронул меня за плечо. Медленно подняв голову, я увидел — кто. Я понял — кто. Вещий никогда не смог бы найти меня после Милана без посторонней помощи. Никогда не узнал бы сам время и место нашего отлета. И никогда не оставил бы меня в живых, имея возможность убить. Он смотрел мне в глаза, а стрелял в Давида… Потому что кто-то приказал ему оставить меня в живых. Вещий всегда четко выполнял приказы.

— Андре? — позвал меня стоявший рядом Рихо.

И молча взмыв на ноги, я отшвырнул его в сторону, вложив всю свою ненависть в этот удар.

* * *

В соседнем ресторанчике тихо играла музыка, изредка с легким шелестом проносились мимо машины. Прямо подо мной, на широком песчаном пляже замирала дневная жизнь, бродили какие-то люди, вдалеке несколько раз весело пролаяла собака, бегущая «краем моря» от наседавшего на нее мальчишки. Я уже очень давно сидел на невысоком каменном парапете, отделявшем прибрежное шоссе от просторной ленты пляжа. Смотрел на солнце, падающее в море. За это время оно успело желтым глазом прокатиться по небу и теперь с каждой минутой все глубже и глубже погружалось в морскую пучину. А я просто сидел и смотрел. Ничего, по большому счету, не видя. Ничего не боясь. И ничего не желая.

Сзади послышались шаги, но я даже не обернулся. Этого человека я знал слишком хорошо и слишком давно, чтобы не научиться узнавать его по звуку шагов. К тому же с недавнего времени он стал сильно прихрамывать. Когда он подошел совсем близко, я просто сказал:

— Здравствуй, Рихо.

— Здравствуй, Андре, — ответил он. И присел рядом.