Читать книгу "Год, прожитый по-библейски - Эй Джей Джейкобс"

Выходя на прогулку, мы с Джули неслись из квартиры к лифту, прикрыв рты и носы воротниками. Она снова позвонила в коммунальные службы. Ей обещали разобраться.

Во вторник утром я проснулся от громких ударов в холле. Я выглянул из дверей и увидел Виктора, нашего ремонтника, у квартиры 5IV, где живет милая хиппи Нэнси. За дверью лаяла ее собака. Рядом ждали четыре медика, тихо переговариваясь по рациям.

Я понял все еще до того, как один медик спросил:

– Вы в последнее время видели вашу соседку?

Виктор полчаса бил в дверь и наконец сломал ее. Он вошел внутрь и очень скоро вышел.

– Жива? – спросил я.

Он покачал головой.

Тело Нэнси под простыней выкатили на носилках. Дверь заперли на висячий замок и заклеили желтой полицейской лентой, а вдобавок оставили предупреждение на флуоресцентной: никому не входить. В конце коридора поставили промышленный вентилятор, чтобы развеять запах.

Когда Джули проснулась, я рассказал ей. Она села на диван, закрыла лицо руками и молчала, кажется, целых две минуты. Наконец она подняла покрасневшие глаза.

– Я видела ее неделю назад. Она все беспокоилась, как я справлюсь.

Я покачал головой.

– От чего она умерла?

– Пока неизвестно.

– Я же говорила им про запах. Говорила. Этого я и боялась.

Когда что-нибудь происходит, я всегда пытаюсь найти библейский прецедент – историю, которая поможет взглянуть на вещи шире. Но для смерти Нэнси ничего не находится. В Библии мало сказано о жизни и смерти в одиночестве. Адам сначала был один, но недолго. Бог решил: «Не хорошо быть человеку одному». В библейские времена мельчайшей ячейкой общества был не человек, а семья. У Нэнси не было ни семьи, ни детей – только горстка друзей, с которыми она виделась довольно редко.

Этой ночью мы с Джули лежим в постели, слишком уставшие, чтобы читать перед сном.

– Может… помолимся?

Джули смотрит на меня так, словно я предложил пригласить к нам в постель официантку из кондитерской на углу.

– Ты серьезно?

– Прочтем благодарственную молитву. Мне они помогают. Не обязательно называть это молитвой. Можно просто благодарить.

Джули какое-то время молчит.

– Ну ладно.

– Начнем с простого.

– Благодарю за наше здоровье и наших детей, – говорит Джули.

– Благодарю за то, что мы были знакомы с Нэнси, – продолжаю я.

– Благодарю за то, что твой проект заканчивается.

Поминки проходят через два дня в квартире женщины, которая чуть-чуть знала Нэнси – они обе принадлежали к неформальной клике собачников нашего дома. Поскольку у Нэнси не было родственников, в основном все организовала Джули: отыскала нескольких друзей и повесила в холле объявление.

Пришло около десяти человек. Школьный друг Нэнси Дэн читает ее письма. Это болезненно искренние рассказы об одиночестве и «надломе», оставшемся со времен 60-х. Мы передаем друг другу обложку для альбома Джимми Хендрикса, которую она нарисовала. Люди говорят примерно так: «У нее была трудная жизнь, но по крайней мере под конец она обрела мир и покой в компании своей собаки Мемфиса».

И мы обсуждаем страшное совпадение, словно взятое из чеховского сюжета: она умерла от сердечной недостаточности и астмы. Астма развилась из-за собаки.

Если вы попытаетесь буквально выполнить правило из Книги Левит 19:18 – «люби ближнего твоего как самого себя», – то, скажем прямо, у вас не получится. Потому что для этого пришлось бы поставить мечты, карьеру, детей, домашних животных и финансы ближнего наравне со своими. Вот почему чаще используется менее жесткое, но бесконечно мудрое «золотое правило нравственности»: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы другие поступали с тобой».

Пока Нэнси была жива, я не преуспел в выполнении «золотого правила». Она была рядом, была моим «ближним» в буквальном смысле этого слова. Жила через две двери. А я халтурил. Никогда не приглашал ее на ужин. Так и не собрался взяться за дело и помочь ей опубликовать книгу о Джимми Хендриксе. Так и не купил ей подарок в ответ на подарки Джасперу. Так и не сделал для нее «мицву». Но у меня появился шанс частично искупить свою вину. Бигля Нэнси по имени Мемфис пока никто не забрал. Он временно живет в квартире других соседей, но та семья не может взять его надолго. Поэтому на следующий день я начал лихорадочно искать Мемфису дом, чтобы избавиться от ощущения бессилия.

Я пошел на сайт рекламных объявлений craigslist, но прочел там предупреждение Американского общества против жестокого обращения с животными. Какие-то психи забирают собак и потом ради забавы пристреливают их или бросают в реку. Настроение не улучшилось. Тогда я разразился шквалом электронных писем всем, кого вспомнил. К письмам я прикрепил фото Мемфиса, снятое несколько часов назад. У него и так была грустная морда, но теперь он повесил нос до земли. Кто-нибудь возьмет одинокого песика?

Ответил друг друга. Он хотел познакомиться с одинокой собакой. И приехал, одетый в костюм и галстук, вместе с женой и детьми.

– Давайте подумаем, – сказала жена, пока дети чесали Мемфису голову.

Возможно, это была благоразумная мысль. Но дети не собирались ждать, и Мемфис отбыл в загородный дом с двором и крыльцом. На следующий день у меня было такое чувство, что по крайней мере Нэнси понравился бы этот поступок. А еще я вернулся к вопросу, который она задала много месяцев назад.

Помог ли я, потому что мне велела Библия, или по доброй воле? Может, найти собаке новый дом – удобный и легкий способ стать более этичным ради книги? Вполне вероятно.

Я обратился с этим вопросом к духовному советнику Грегу Фраеру, лютеранскому священнику, который живет в одном доме с моими родителями. Вот что он сказал:

– Клайв Льюис говорил, что разница между попыткой выглядеть лучше и настоящим улучшением тоньше, чем могут вообразить ищейки на ниве морали.

Короче говоря, притворяться хорошим человеком – лучше, чем ничего. Отличная цитата, и к тому же в ней есть метафора с собаками. Я решил, что это судьба, и поблагодарил преподобного Фраера и Клайва Льюиса за избавление от мук совести.

Через несколько дней три человека в белых костюмах химзащиты пришли чистить квартиру Нэнси. Они положили все – одежду, бумаги, сковородки – в черные мусорные мешки. Уже десяток таких мешков стояло в нашем холле, а они только начали.

Я закрыл лицо красной банданой, надел желтые перчатки для мытья посуды и прошел в квартиру.

– Кое-что посмотрю быстренько, – сказал я до того, как они успели спросить, есть ли у меня на это право.

Я просочился в захламленную комнату и нашел на столе в углу стопку бумаги. Бегло взглянув, понял, что это очень сырой черновик ее мемуаров, и забрал его.