Читать книгу "Самые страшные каникулы - Елена Арсеньева"

Но вот однажды настало жаркое-прежаркое лето. Казалось, солнце упало на землю и безжалостно выжигает на ней все живое. Пересохли реки, ручьи и озера. И только морские волны спокойно ударяли о берег — но кто, кроме морских рыб, может пить эту воду?

Лесные люди бродили по тайге точно тени, падая и умирая от жажды. Только луковицы голубой лилии спасали от смерти. Но и этот цветок увядал под палящими лучами. Все меньше голубых лилий оставалось в тайге, все труднее было найти их.

А человек… — Чогграм помолчал, подавляя негромкое яростное рычание. — А человек знал, где есть огромная поляна голубой лилии. Но он берег ее лишь для себя, для своих детенышей, хотя на его глазах обезумевала тигрица над мертвым тигренком, выла волчица над мертвым волчонком, жалобно стонала зайчиха над мертвым зайчонком. И, чтобы не подпустить зверей к заветной поляне, человек сделал себе лук и стрелы, нож и копье. И начал человек убивать тех, кого еще вчера называл братьями своими. И зло проникло в души зверей. Завидев где-нибудь голубую лилию, они наперегонки бросались к ней, и сильный убивал слабого, чтобы не погибнуть самому.

Наконец миновало жаркое, страшное лето. Упали на землю дожди и снега, вновь потекла по жилам тайги — рекам и ручьям — животворная вода. Но с тех пор врагами стали человек и звери. Человек ушел из сердца тайги на окраины ее. Боится он теперь своих обиженных братьев. И хотя влечет его в тайгу голубой свет прекрасной лилии, но… Если зайцы, белки и лисы забыли обиду, то не забыли ее чогграмы. Они стерегли голубую лилию, чтобы не досталась она злому и коварному человеку. И не было стража вернее.

— Неужели где-то все-таки растет она, голубая лилия? — недоверчиво спросил Володя. — Или это сказка давних времен?

— Есть в тайге заветная поляна. Знает о ней Унгхыр. А я, последний чогграм, знаю и другое место, где растет голубая лилия.

— Последний? — вскричал Володя. — Но где же остальные?

— Всех истребил охотник Марг. Не виню его — он защищал свою жизнь. Виню только жадность чогграмов… Но с тех пор остался я один — последний страж голубой лилии.

— Но ведь все, о чем ты рассказывал, ну, про тот засушливый год… было очень давно. Неужели можно до сих пор ненавидеть человека? Неужели он такой же злой, как раньше?

— Ты первый из людей, кто сделал добро чогграму, — сказал зверь, пристально глядя в глаза Володе. — Идем. Я покажу тебе, что такое человек.

«Вот что такое человек!»

Володя озадаченно сдвинул брови: как же они пройдут мимо Марга, Иты и Унгхыр, сидящих у костра? Но, вспомнив, что девочка уже один раз не заметила чогграма, он успокоился. Очевидно, здесь тоже кроется какое-то чудо.

Они спокойно миновали костер и вошли в тайгу. Володя двигался так же легко, стремительно и бесшумно, как чогграм, и не сомневался, что, встреться им на пути сам шаман Чернонд, он тоже их не заметит, а если и заметит, то не посмеет остановить.

Они шли недолго, но ушли далеко. Перестало пахнуть влагой и солью — запахло сырой древесиной, будто где-то в двух шагах только что срубили дерево.

Они очутились на странной поляне… Казалось, не деревья стоят здесь, а закаменевшие уродливые тени. С некоторых из них была от корня и до высоты человеческого роста содрана кора. Или общипаны молодые побеги. Или валялись на земле отрубленные вершины, стояли пни, а стволов не было. Клонилась к земле подрубленная черемуха. На ней кое-где сиротливо чернело несколько засохших ягодок, а остальные были оборваны — с ветками, листьями. А вот могучая береза, из ее израненного ствола лилась тоненькая струйка сока…

— Вот что такое человек! — обернувшись к Володе, произнес чогграм, и тот догадался: это деревья, изуродованные человеком! С них ободрана кора, они изрезаны ради сока, а черемуху срубили, чтобы удобнее было рвать ягоду.

Чогграм прошел вперед и снова остановился. У ног их расстилалось небольшое озеро с водой, замусоренной стружками, травой, полиэтиленовыми пакетами и пластиковыми бутылками, раскисшими остатками пищи… Но, несмотря на то что вода была на редкость грязной, Володя ясно видел плавающих в ней удивительных рыб. Они вяло поднимались и опускались, не шевеля плавниками и хвостами. У одних было вспорото брюшко, и несколько красных икринок колыхалось рядом. У других брюшко вообще срезано. У некоторых рыб не было головы. А у других вырезаны носовые хрящи или глаза…

— И это — тоже человек, — раздался голос чогграма.

Володя понял: кому-то из людей понадобилась икра. Он вспорол рыбину и, вынув икру, остальное выбросил. А кто-то любил лакомиться брюшком, носовыми хрящами, глазами рыб… Остальное было не нужно. И эта роща, и озеро — вот что может сделать человек с природой…

Тихо-тихо было вокруг. Но вот вдали, меж двух обугленных берез, показался олень. Панты [19], которые стоят очень дорого, потому что из них делают ценные лекарства, у него были выломаны. На голове зияла рана… И, не дожидаясь, пока чогграм снова произнесет «И это — тоже человек!», Володя зажмурился и кинулся прочь, не разбирая дороги.

Вдали возвышались черной зловонной стеной обугленные стволы деревьев… он видел остатки костра, небрежно разожженного человеком. Володя перебежал какую-то сухую дорогу и только потом понял, что это русло бывшей реки, перегороженной человеком. А когда увидел пустынное, точно выжженное, поле, засыпанное черным щебнем, зажмурил глаза, не в силах больше смотреть. Сердце сжималось от непонятного горя. Стыд жег его, будто на груди был спрятан тлеющий уголь. Стыд за то, что он… тоже человечьей породы!

И тогда Володя вспомнил Унгхыр. Как она вырывает из земли клубни сараны и, отделив один-два зубчика, сажает обратно. Чтобы не оскудела тайга даже в такой малости…

Он обернулся. Чогграм смотрел ему вслед.

— Не все такие! — крикнул Володя. — Люди разные! Нельзя всех ненавидеть из-за некоторых! Или… убивай тогда меня тоже! Потому что я тоже человек!

Великий врачеватель Лунд

— Тише, тише! — услышал Володя ласковый голос. — Что с тобой? Почему ты кричишь?

Он рванулся и открыл глаза. Он в пещерке, на своей постели! В одном углу их жилища спит Унгхыр, в другом — Марг. Костер по-прежнему горит у входа, бросая яркие отсветы на стены и на лицо склонившейся Иты.

— Это ты? — радостно прошептал Володя. — А где он?

— Кто? — удивилась девочка.

— Так, никто… это был сон, — невнятно проговорил Володя.

Итаврид спросила:

— Хочешь есть? Долго лежал ты без памяти, наверное, проголодался! — Но тут же она насторожилась: — Тсс! Тише!

Володя услышал еле различимый скрип гальки под чьими-то очень осторожными шагами.

Ита скользнула к выходу и крикнула очень громко и презрительно: