Читать книгу "Прелесть - Клиффорд Саймак"

Бишоп подумал, что если человек может получить работу, которая его удовлетворяет, то жизнь на Кимоне становится приятной.

Взять хотя бы номер, который он получил. Красивая обстановка — дома на такую он рассчитывать бы не мог. Послушный шкаф-робот делает коктейли и бутерброды, гладит одежду, выключает свет и запирает дверь, предупреждает любое, даже невысказанное желание. А комната — комната с четырьмя голыми стенами и единственным креслом, снабженным кнопками? Там, в этой комнате, можно получить знания, найти забаву и приключения. Он сделал дурной выбор, попросив показать для начала битву при Гастингсе. Но есть другие места, другие времена, другие, более приятные и менее кровавые, события, при которых он может присутствовать.

Он присутствовал… не только смотрел. Он действительно шел вверх по склону холма. Он пытался выскочить из-под копыт мчащихся лошадей, хотя в этом не было необходимости. Ты вроде бы был и там и не там, находился в самой гуще и вместе с тем с интересом наблюдал из безопасного места.

А есть немало событий, которые стоило бы увидеть. Можно пережить всю историю человечества, с времен доисторических до позавчерашнего дня, и не только историю человечества, а еще и кимонскую, и галактическую. Прогуляться с Шекспиром, Плыть с Колумбом.

«Когда-нибудь, — подумал Бишоп, — я прогуляюсь с Шекспиром. Когда-нибудь я поплыву с Колумбом».

Он видел подлинные события. Правда, она чувствуется.

Все размышления Бишопа свелись к тому, что какими бы странными ни были условия, жить в них все-таки можно.

А условия были странными потому, что это чужая сторона, культура и технология которой неизмеримо выше земных достижений. Здесь не было необходимости в искусственной связи и механических средствах транспортировки. Здесь не было необходимости в контрактах, потому что это исключено телепатией.

Надо только приспособиться. Надо научиться жить по-кимонски и не лезть со своим уставом в чужой монастырь. Он добровольно приехал на чужую планету. Ему позволили остаться, и поэтому он должен приспособиться.

— Вам неспокойно, сэр, — сказал из другой комнаты шкаф.

— Нет. Я просто думаю.

— Я могу вам дать снотворное. Очень мягкое и приятное снотворное.

— Только не снотворное, — сказал Бишоп.

— Тогда, быть может, — предложил шкаф, — вы позволите мне спеть вам колыбельную?

— Будьте любезны, — согласился Бишоп. — Мне нужна именно колыбельная.

Шкаф запел колыбельную, и вскоре Бишоп уснул.

Кимонская богиня в агентстве по найму сказала ему на следующее утро, что работа для него найдена.

— Новая семья, — сказала она.

Бишоп не знал, радоваться ли ему, что семья новая. Возможно, было бы лучше, если бы он попал в старую семью.

— У них никогда не было человека с Земли, — пояснила девушка. — Вы будете получать сто кредиток в день.

— Сто…

— Вы будете работать только в дневное время, — продолжала она. — Я буду телепортировать вас каждое утро туда, а по вечерам они будут телепортировать вас обратно.

— Сто кредиток! — запинаясь, сказал Бишоп. — Что я должен делать?

— Будете компаньоном, — ответила богиня. — Но не надо беспокоиться. Мы проследим, чтобы с вами обращались хорошо…

— Хорошо обращались?

— Не заставляли вас слишком много работать или…

— Мисс, — сказал Бишоп, — да за сотню бумажек в день я… Она не дала ему договорить:

— Вы согласны на эту работу?

— С радостью, — сказал Бишоп.

— Позвольте мне…

Вселенная раскололась и соединилась вновь.

…Бишоп стоял в нише, а перед ним было узкое, заросшее лесом ущелье с водопадом, и со своего места он ощущал, как тянет прохладой от падающей воды. Крутом росли папоротники и деревья, громадные деревья, похожие на узловатые дубы, которые обычно встречаются на иллюстрациях к историям о короле Артуре и Робин Гуде.

По берегу речки и вверх по склону бежала тропинка. Ветерок доносил музыку и запах духов.

По тропинке шла девушка. Это была кимонка, но не такая высокая, как другие, которых он уже видел, и у нее был не такой величественный, олимпийский вид.

Затаив дыхание, он следил за ее приближением и на мгновение забыл, что она кимонка, и думал о ней только как о хорошенькой девушке, которая идет по лесной тропинке. Она была красива, она была прелестна.

Девушка увидела его и захлопала в ладоши.

— Вы, наверно, он, — сказала она. Бишоп вышел из ниши.

— Мы вас ждали, — продолжала она. — Мы надеялись, что вас не задержат и пошлют тотчас же.

— Меня зовут Селдон Бишоп, и мне сказали…

— Конечно, это вы и есть, — сказала девушка. — Вам даже не надо представляться. Это у вас на уме.

Она обвела рукой вокруг головы.

— Как вам понравился наш дом? — спросила она.

— Дом?

— Я, конечно, говорю глупости. Это всего лишь жилая комната. Спальни наши наверху, в горах. Но мы переменили здесь все только вчера. Все так много поработали. Я очень надеюсь, что вам понравится. Смотрите, здесь все как на вашей планете. Мы хотели, чтобы вы чувствовали себя как дома.

— Это дом? — снова спросил он. Она взяла его за руку.

— Вы какой-то расстроенный, — сказала она. — Вы еще не начали понимать.

Бишоп покачал головой:

— Я прибыл только вчера.

— Но вам здесь нравится?

— Конечно, нравится, — сказал Бишоп. — Здесь все словно из какой-нибудь старой легенды о короле Артуре. Так и ждешь, что из лесу выедет верхом Ланселот или выйдет королева Джиневра…

— Вы знаете эти легенды?

— Конечно, знаю. Я то и дело перечитываю Теннисона.

— И вы их нам расскажете.

Он в замешательстве посмотрел на нее:

— Вы хотите послушать их?

— Конечно, хотим. А для чего же вы здесь? «Вот оно. А для чего же я здесь?!»

— Вы хотите, чтобы я начал сейчас же?

— Не сейчас, — сказала она. — Вы еще должны познакомиться с другими. Меня зовут Элейн. Конечно, это не точно. Меня зовут по-другому, но Элейн ближе к тому, что вы привыкли произносить.

— Я могу попробовать произнести ваше настоящее имя. Я способен к языкам.

— Элейн — вполне сносное имя, — беспечно сказала девушка. — Пойдемте.

Он пошел следом за ней по тропинке.

И тут он увидел, что это действительно дом — деревья были колоннами, поддерживавшими искусственное небо, которое все же не казалось слишком искусственным, а проходы между деревьями оканчивались большими окнами, смотревшими на пустошь.