Читать книгу "Под конвоем лжи - Дэниел Сильва"

«Алло. Алло! Кто это говорит? О, что за дурацкие шутки, черт вас возьми!»

Вайкери взглянул на Гарри.

— Спуститесь вниз, осторожно откройте дверь кабинета и снова закройте ее.

Гарри возвратился через две минуты.

— Вы слышали что-нибудь?

— Ни звука.

— Это значит, что она имела возможность пробираться ночью в его кабинет и фотографировать все, что он приносил домой.

— Следует предположить, что да. Проверьте ванную. И вообще посмотрите, не осталось ли здесь каких-нибудь ее личных вещей.

Вайкери слышал, как Гарри, не слишком заботясь о тишине, копался в домашней аптечке. Вернувшись в спальню, Далтон доложил:

— Ничего такого, что могло бы принадлежать женщине.

— Хорошо. Для первого раза я увидел достаточно.

Они сошли вниз, удостоверились, что дверь кабинета заперта, и вышли через парадный вход. Машину они оставили за углом. Когда они спустились на тротуар, Вайкери взглянул на дома, вытянувшиеся вдоль противоположной стороны улицы. Взглянул и тут же отвел глаза. Он мог поклясться, что в одном из затемненных окон увидел лицо глядевшего на него мужчины. Темные глаза, черные волосы, тонкие губы. Он быстро опять взглянул вверх, но лицо уже исчезло.

* * *

Чтобы преодолеть скуку ожидания, Хорст Нойманн изобрел игру: он запоминал лица. Он достиг в этом деле больших успехов. Ему было достаточно почти что мельком взглянуть на несколько лиц — хоть в поезде, хоть на людной площади, — чтобы они отложились в памяти. А потом он мог мысленно просматривать их, как другие просматривают фотографии в альбоме. Он столько времени проводил в поездах от Ханстантона до вокзала Ливерпуль-стрит, что ему все чаще и чаще попадались знакомые лица. Полный торговец, никогда не забывавший потискать бедро своей подруги перед тем, как в Кембридже поцеловать ее на прощание и отправиться домой к жене. Старая дева, которая всегда казалась готовой расплакаться. Молодая вдова, которая все время, не отрываясь, смотрела в окно. Нойманн вообразил себе, что она видела лицо мужа на фоне тянувшихся за окнами серо-зеленых сельских пейзажей. На Кавендиш-сквер он знал всех завсегдатаев: и обитателей домов, окружавших площадь, и людей, любивших подолгу сидеть на скамейках среди уснувших на зиму растений. Это было монотонное занятие, но оно помогало ему сохранять остроту мышления, а также проводить время.

Толстяк прибыл в три часа — то же самое серое пальто, та же самая шляпа-котелок, тот же самый нервный облик приличного человека, оказавшегося втянутым в преступление. Дипломат отпер дверь и вошел в дом. Нойманн пересек площадь и просунул конверт в щель. Он услышат знакомое пыхтение — это чрезмерно полный дипломат нагнулся, чтобы поднять конверт.

Нойманн вернулся на свое излюбленное место на площади и стал ждать. Дипломат вышел спустя несколько минут, поймал такси и уехал. Нойманн выждал еще несколько минут, чтобы убедиться в том, что за такси не было слежки.

До поезда у него оставалось еще два часа. Он встал и направился в сторону Портмэн-сквер. Проходя мимо книжного магазина, он увидел через окно знакомую девушку. Посетителей в магазине не было, и она сидела за прилавком и читала сборник Элиота — то же самое издание, которое продала ему на минувшей неделе. Она, казалось, почувствовала взгляд, так как внезапно вскинула голову, как будто что-то ее толкнуло. Нойманна она узнала сразу и жестом пригласила его войти в магазин. Нойманн повиновался.

— Сейчас у меня начнется перерыв, — сказала она. — На той стороне улицы есть кафе. Может быть, составите мне компанию? Кстати, меня зовут Сара.

«О, проклятье», — подумал Нойманн и сказал:

— Конечно, Сара, с удовольствием.

* * *

По крыше «Хамбера» непрерывно барабанил дождь. В машине было так холодно, что при разговоре изо ртов вылетали плотные клубы пара. Гросвенор-сквер казалась во мраке затемнения необычно тихой, непохожей на себя. Особенно трудно было Вайкери, который вряд ли заметил бы разницу, если бы их машина сейчас оказалась, скажем, в Берлине перед рейхстагом. Вот на площадь выехал американский автомобиль с фарами, прикрытыми маскировочными створками, осветив на несколько секунд мокрый асфальт. Из машины вышли двое мужчин, но ни один не был Джорданом. Вскоре промчался и исчез во тьме курьер на мотоцикле. Вайкери сразу же подумал о Франции.

Он закрыл глаза, чтобы отогнать непрошенные образы, и увидел вместо них лицо мужчины из окна дома в Кенсингтоне. Скорее всего, просто любопытный сосед, сказал он себе. И все же что-то его беспокоило — то, как этот человек стоял, отступив на несколько футов от стекла, и то, что в комнате было темно. Он восстановил в памяти лицо: темные волосы, темные глаза, узкий рот, бледная кожа... Черты, не позволяющие при беглом взгляде определить национальное происхождение. Возможно, немец, возможно, итальянец, возможно, грек или русский. Или англичанин.

Гарри достал сигарету и закурил, затем закурил и Вайкери, и через несколько секунд салон «Хамбера» заполнился дымом. Вайкери на дюйм приоткрыл окно, чтобы впустить хоть немного воздуха, вместе с которым ворвался новый, еще более резкий холод.

— Я и представить себе не мог, Гарри, что вы такая звезда, — сказал Вайкери. — Ваше имя, оказывается, знают все полицейские в Лондоне.

— Дело Спенсера Томаса, — не очень понятно пояснил Гарри.

— Как его поймали?

— Этот тупой мерзавец все записал.

— То есть?

— Ему нравилось смаковать подробности убийств, а своей памяти он не доверял. И потому он завел свой кошмарный дневник. Я наткнулся на него, когда обыскивал комнату. Вы, наверно, удивились бы, если бы узнали, какие веши некоторые люди доверяют бумаге.

«Нет, не удивился бы», — подумал Вайкери. Он сразу вспомнил письмо от Элен. «Я доказала тебе мою любовь, поступив так, как ни за что не поступила бы ни с каким другим мужчиной. Но я не желаю ради брака приносить в жертву мои отношения с отцом».

— А как дела у Грейс Кларендон? — спросил Вайкери. Он никогда прежде не спрашивал о ней, и потому вопрос прозвучал еще более неестественно, чем если бы он спросил Гарри о регби или крикете.

— В полном порядке, — ответил Гарри. — А почему вы о ней спросили?

— Я видел ее перед кабинетом Бутби вчера поздно вечером.

— Бутби всегда просит, чтобы именно Грейс приносила дела ему в кабинет. Грейс считает, что ему просто нравится разглядывать ее ноги. А половина управления считает, что она спит с ним.

Вайкери и сам слышал такие пересуды, дескать, Бутби трахает все, что шевелится, и Грейс Кларендон — это одно из его главных завоеваний.

«...Так поступить со мной! Мерзавец! Проклятый ублюдок!»

Вайкери тогда решил, что Бутби устраивает Грейс нагоняй из-за досье Фогеля. Но было вполне возможно, что он всего лишь подслушал ссору любовников. Он решил, что не стоит посвящать Гарри во все детали этого происшествия.