Читать книгу "Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ - Петр Хомяков"

– Да. Но к их удивлению, они не смогли выставить очень уж много воинов. Их силы на исходе, хотя они не воевали.

– Тебя это удивляет?

– Да что я в этом понимаю?!

Афродита действительно не понимала в военно-экономическом противоборстве ничего. Кстати, мало понимали в этом даже некоторые руководители далекого от времен троянской войны двадцатого века.

Однако, Афродите это было простительно. А вот этим дуракам, века двадцатого, нет. Ибо в соответствующих учебниках написано: «Длительное, более пяти лет, безвозмездное отчуждение более трети внутреннего продукта, даже при отсутствии военных потерь, ведет к последствиям сопоставимым с полномасштабным военным поражением».

Этакий, «самострел» в масштабе страны. Это самоубийство и совершили египетский фараон и царь хеттов. Как впрочем, и фактический глава Эллады Зевс.

И руководители СССР, одного из последних наследников восточных деспотий.

Но гораздо позже.

В конце века двадцатого.

– А что делать теперь нам? – спросил Аполлон.

– Продолжать вредить ахейцам, как можем. Ибо, боюсь, Троя и так обречена. А почитатели Зевса должны победить с возможно большими потерями.

– И что тогда?

– Пока не знаю, но кое-что уже понимаю.

В лагере ахейцев бушевал мор. Он периодически нападал на воинов Эллады, и заканчивался почти так же регулярно, когда вымирало определенное количество людей, а оставшиеся начинали более тщательно соблюдать гигиену.

Впрочем, этой закономерности пока никто, кроме Аполлона не заметил.

На этот раз мор был более масштабным, и более остро воспринимался, ибо ахейских воинов оставалось совсем немного.

Аполлон сам хотел разыграть этот психологический этюд. Вбросив какое-нибудь провокационное требование в обмен, якобы на прекращение мора. Но Гера опередила его. Она подошла к нему на Иде, и сказала

– Мор у ахейцев, твоих рук дело?

– Моих, – заявил Аполлон, скрывая радость от так удачно складывающихся обстоятельств.

– Что хочешь, чтобы мор прекратился?

– Пусть Агамемнон отпустит деву Хрисеиду, дочь моего жреца, захваченную в плен. Да заплатит хорошенько моим храмам. А то обнаглел совсем. Я им напомню, что я один из последних на Олимпе, кто все еще остается волхвом.

– Не очень-то задавайся. А Хрисеиду мы отпустим.

Гера уже открыто говорила как предводитель ахейцев. Каким, в сущности, и была. Вместе с Афиной и Посейдоном.

Да, ловко провела все Афродита. Олимп сам был на грани междуусобной войны.

Этой же ночью Гера явилась в палатку к Ахиллу.

– Хрисеиду надо отдать отцу. И мор кончится.

– Но Агамемнон не согласится!

– Тогда все перемрете, как мухи. Слушайся, сынок.

На утро Ахилл объявил о том, что узнал от Геры на весь лагерь. Цари и воины дружно потребовали у Агамемнона выполнить требования Аполлона.

Вот тут-то я тебя поймаю, зятюшка, – злорадно подумал Агамемнон. И заявил:

– Я согласен с Ахиллом. И отдам Хрисеиду ее отцу, жрецу Аполлона. Но почему сам Ахилл в подобных случаях хочет решать все за счет других? То он в трудные времена отказывается поделиться провизией, то хочет задобрить олимпийцев за чужой счет. Или я не прав?

– Прав! – заревели воины.

– Тогда пусть Ахилл компенсирует мне мои потери из своей добычи.

– После победы, – спокойно сказал Ахилл.

– Тогда и Хрисеида будет у отца после победы.

– Но мы передохнем здесь все!

– Не хочешь умирать грязной смертью от заразы Аполлона, покажи, что умеешь жертвовать своими интересами за общее дело.

– Хорошо, хорошо, Агамемнон! Я компенсирую тебе потерю твоей рабыни из своей добычи. Но участия в войне вы от меня больше не дождетесь. Я приду за своей долей добычи потом, когда вы возьмете Трою.

Через два дня мор пошел на спад. А Ахилл устранился от всех дел и сидел в своем шатре, пьянствуя со своим другом Патроклом.

О том, что Ахилл выбывает из игры, троянцы узнали почти мгновенно. Хорошей контрразведки у ахейцев не было. Вернее, вообще никакой не было.

Троя ликовала, готовясь к масштабному контрнаступлению. Тем более, что о подходе армий фараона и царя хеттов в Трое знали.

От Афродиты.

Зевс пребывал в мрачном раздумье. С войной пора было кончать. Но как? Олимп сам был на грани внутренней войны. Симпатии богов определились, и их уже не скрывали. Если разразиться междуусобица, то Олимпу конец.

И так еле-еле находятся силы для взаимной поддержки молодости и здоровья друг друга. Даже простой раскол на два лагеря уже неприемлем. В каждом из этих лагерей не будет в достатке сильных ведунов.

Афродита и Аполлон это понимают. Но они готовы лететь на север.

А Афина и Гера слишком мало смыслят в ведовстве, чтобы это понять. Да и помешались на ненависти к Трое и лично Афродите.

Так что, ключевые фигуры раскола, его не боятся. Каждый по своим соображениям. Но от этого не легче.

Надо было что-то предпринимать.

А не совместить ли несколько дел? Не посетить ли Элевсинии в честь Афродиты в храмах союзников Трои? Узнаем, и потенциал этих союзников, и возможности жрецов соответствующих храмов сохранить верность олимпийским богам при тех или иных исходах войны.

Элевсиниями назывались игры и мистерии в честь богини любви и плодородия.

Пиры и оргии длились уже десять дней. Пора было возвращаться. Зевс узнал немного. Край разорен. Жрецы не боятся никакого исхода войны. Ибо понимают, что победителей в ней не будет.

Храмы едва выживают. Причем, в рядах жречества раскол уже произошел. Более или менее на плаву находятся храмы своих, троянских, покровителей – Аполлона, Афродиты, Артемиды.

Еще немного, и в нищету впадут не только храмы Афины, или Гефеста, но и самого Зевса.

Нет, с Троей надо кончать.

Потомкам, читающим Гомера, странно, что в войне в отсутствие Зевса тоже наступила пауза. Как будто под Троей уже сражались в основном не люди, а олимпийские боги.

Но так оно и было на самом деле! Боги все активнее вступали в войну. А измученные ей люди уже только шли на поводу у своих покровителей.

В отсутствие богов, и в ситуации отказа Ахилла участвовать в войне, ахейцы, в который раз, чуть не разбежались. Агамемнону с трудом удалось собрать войска.

И они двинулись на штурм Трои.

– Эй, Парис, если ты не трус, выходи! Решим все лично с тобой, и закончим войну! – прокричал Менелай.

Парис вышел ему навстречу.