Читать книгу "Падение сквозь ветер - Олег Никитин"

27 июня. Писал нынче ответ Веннтину. Никак не оставляет меня подозрение, что его письмо – какая-то хитрая проверка, которую учинила мне Канцелярия. Уже хотя бы это могло бы побудить меня дать ему жесткий отказ или вообще не брать в руки перо. Но я все же решил написать ему, чтобы у него не было на мой счет никаких иллюзий, а у Канцелярии – опасений.

22 декабря. Как обычно, отмечал в кругу семьи Зимний Солнцеворот. Кроме Реннтигов (без дочери!) пришли еще страшноватая актриса и пожилая костюмерша, так что вечер превратился в театральный диспут. Правда, иногда костюмерша сокрушалась по поводу отсутствия внуков и лукаво посматривала на меня. Отец все больше помалкивал и потягивал винцо, а потом вдруг стал рассказывать мне про то, что послезавтра ему придется охранять какого-то типа, отравившего невинного человека. «Насмерть отравил-то?» – спросил я. «Нет». – «Так зачем ты мне это рассказываешь?» – удивился я. «Я думал, тебе будет интересно, – засмущался он. – Я же помню, ты как-то говорил нам с матерью, как ходил в магазин бытовой магии, на Кривой улице». У меня прямо-таки сердце внутри оборвалось. «И что?» – спросил я. А он уже заметно опьянел и отвлекся на чужой разговор (о чем, я уже не слышал), но я дернул его за руку и стал «допрашивать». «Приходи 24-го в суд, все и узнаешь, – отмахнулся он. – К девяти часам утра». Сейчас пишу и мучительно раздумываю: сходить завтра к Блоббу или сразу на судилище явиться? Или вообще забыть об этом?

811. 5 января. Одним заседанием, конечно, дело не ограничилось: пока слушали показания врачевателя и зачитывали результаты анализов мочи и кала, прошло не меньше часа, да потом еще следователь Отдела старался доказать, что пострадавший отравился именно подсластителем, купленным у Блобба. Но не успели – стемнело, и заседание суда перенесли на утро 25-го. Кроме Блобба, в зале присутствовали его жена и Динника (она выглядела очень нехорошо и смотрела в одну точку, ни разу не пошевелившись). Клуппер не явился. Не пришел он и на второе заседание, так же как и Динника, и я почувствовал облегчение – не нужно было подходить к ней и говорить бесполезные слова. Блобба на 3 года лишили позволения на торговлю товарами бытовой магии, а после их истечения ему нужно будет сдать экзамен. И если случится что-то подобное, то после второй (даже незначительной) ошибки ему навсегда запретят торговать магией иллюзий или даже упекут к крепость. Однако как могло случиться, что такой опытный торговец недосмотрел за собственным товаром? Следователь доказал, что отравление случилось из-за остатков крысиного яда, обнаруженного Бекком на стенках пузырька с подсластителем. Я отлично понимаю, почему ни разу не прозвучало имени Клуппера (очевидно, именно он некачественно отмыл посуду): за утаивание дохода он вполне мог быть выгнан с поста капрала. И тут его не спасли бы никакие родственные связи – Канцелярия подсчитала бы его расходы и быстро бы определила, что Блобб ему платит за работу. Блоббовой семье это нужно? Интересно, что они скажут Клупперу, когда поблизости не будет ничьих ушей?

16 июня. Потихоньку начинают появляться первые результаты моей упорной работы над темой в течение года. Лабораторный журнал пухнет от записей, а на дневник вечно не хватает то желания, то времени, то чернил. А тема звучит впечатляюще: «Защита воздухоплавателя от магической атаки с поверхности земли». Уверен, что вызвали меня из Хайкума именно по причине опасности, зреющей на севере. Все идет к тому, что азианцы откажутся поставлять в имперскую казну металл и овечью шерсть и заявят, что нам следует заплатить за товар по его рыночной цене. Потом введут грабительские пошлины и выставят на Гайерденском перевале пограничный пост, через который не прорвется ни один эвранский купец.

812. 2 января. Дрюммокс получил свою третью ежегодную премию. Такое бывает хоть и не так редко, но все же и не слишком часто. Мне, например, присудили пока только одну (за изобретение воздухоплавания). Ну ничего, я еще наверстаю, вот только доработаю наконец свою любимую тему.

3 февраля. Вчера опять пришло письмо от Веннтина. А я уже успел забыть об этом человеке. На этот раз он не стал сулить мне золотых гор и заоблачных постов, а просто пугал расправой над всеми «непокорными» членами Ордена, если мы в грядущем сражении не примем сторону наместника Ферреля. Его угрозы на меня почти подействовали, и сегодня я всматривался в лица встреченных в Ордене магов, пытаясь увидеть в них что-то необычное. Но так ничего и не заметил, и с облегчением подумал, что Веннтин пытается одурачить меня. Или это «письмо» – очередная канцелярская подделка? Неужели им мало было одного раза, и они снова проверяют мою верность Императору и договору? Ответ писать не буду – никакого смысла нет, он и так знает (если, разумеется, получил мое предыдущее письмо) все, что я думаю по поводу его бредовых планов.

11 марта. Нынче утром, на семинаре, услышал замечательное сообщение – вскоре будет нарисован портрет Мастера Эннеллия. Затем картину повесят в холле Ордена, последней в длинном ряду Глав Ордена магов. Я тут же вспомнил про Бузза и его мастерство и подумал, что нужно сообщить ему о конкурсе художников. Не пожалел времени и сходил к нему в театр. Мне повезло, и я застал его за работой – он изготовлял свою очередную «декоративную» поделку (что-то на тему весеннего леса), весьма похожую на его прежние работы, но сделанную слишком уж прямолинейно. Мы немного поговорили о своих личных делах (оказывается, у него успел родиться третий ребенок, девочка!), а потом я поведал ему об орденском конкурсе. Он услышал о сумме вознаграждения и тут же забросил свою «картину». Мы отправились в Канцелярию, я представил Бузза писарю, регистрирующему претендентов, после чего возбужденный товарищ повел меня в таверну на левом берегу. Он практически уверен в том, что портрет именно его работы примет Эннеллий, а я подумал: «Только бы «декоративный» стиль не въелся слишком крепко в его руку: пусть лучше будет необычно, зато талантливо».

5 августа. Как я рад, что рана на плече оказалась несерьезной! Пока Буммонт сопровождал меня в Академию, вся рубашка пропиталась кровью (плащ я не стал пачкать). Там медик насыпал дезинфицирующий порошок на порез, наложил повязку и споро забинтовал мой страшный порез (еще сказал, что рукой шевелить нельзя). Сегодня уже почти не болит, зато ужасно чешется – а почесать-то и не получается. И как мне повезло и осколок (или даже кирпич) не свалился мне на голову – до сих пор не могу поверить. Вся наша роскошная пища (омар под огуречным соусом, фруктовый мусс и отличное темное пиво) оказалась засыпана стеклом и деревянными рейками, на которых держалась вся эвранская «витрина». Кто-то, конечно, пострадал более серьезно, нашлись и такие, кому попало прямо по макушке, но мне было не до них – я сам корчился от боли и орал. Проклятая толпа, громившая здание азианского торгового представительства, проголодалась так внезапно, что посетители, обедавшие в ресторане, не успели разбежаться. Я сам слышал, как кто-то из самых активных погромщиков крикнул: «А теперь закусим в забегаловке для богатеев!», и они тут же принялись засыпать «Эврану» битыми кирпичами. Спасибо Буммонту, он не растерялся и моментально увел меня из-под «обстрела», а то бы мне не только руку порезали (да и ему самому могло бы достаться). Мы выскочили через черный ход (Буммонт там все закоулки знает) и дворами добрались до Меловой, и тут уже было заметно тише. Когда мы вышли к Сермяжной площади, я уже чуть не падал – такая вдруг слабость накатила. Сейчас получше, хотя в Орден я, конечно, не пошел, отлеживаюсь дома. Полночи со стороны Береговой раздавался «народный» гул и крики воодушевленно грабящих торговую миссию и ресторан толп. Что творится в «Эвране», представляю себе с трудом, но вряд ли эти уроды станут ровнять ресторан с землей, все-таки его держат не азианцы. Их купцам сейчас несладко (если жизнь не потеряли, то уж весь свой товар – точно), а лавки их наверняка разрушены.