Читать книгу "Бедная мисс Финч - Уилки Коллинз"

— Что?

— У вас прекрасные волосы, Луцилла.

— Но вам, конечно, не нужен локон моих волос.

— Почему нет?

— Потому, что я уже давала вам локон, очень давно.

Вы забыли?

(Замечание. Локон был дан настоящему Оскару и был тогда, как и теперь, в его руках. Заметьте, как быстро лже-Оскар, опомнившись, сообразил это, и как умно он выпутался из затруднения. П.) Его лицо вспыхнуло, он опустил глаза. Я видела, что ему стыдно, и заключила из этого, что он забыл о моем подарке. Прядь его волос была в это время в медальоне, который я ношу на шее. Я имела, кажется, более основательную причину сомневаться в его любви, чем он сомневаться в моей. Я была так огорчена, что отступила в сторону, уступая ему дорогу, чтоб он вышел.

— Вы хотели уйти, — сказала я ему. — Я не задерживаю вас.

Теперь пришла его очередь заискивать передо мной.

— Предположите, что я лишился вашего локона, — сказал он. — Предположите, что некто, кого мне не хочется называть, похитил его у меня.

Я мгновенно поняла Оскара. Он говорил о своем несчастном брате. Рабочая корзинка стояла недалеко от меня.

Я отрезала локон своих волос и связала концы лентой любимого светло-голубого цвета.

— Мы опять друзья, Оскар, — вот все, что я сказала, подавая ему локон.

Он обнял меня как сумасшедший, прижал к себе так сильно, что мне было больно, целовал так страстно, что я испугалась. Прежде чем я успела собраться с духом и сказать что-нибудь, он опрокинул маленький столик с лежавшими на нем книгами, и разбудил тетушку.

Мисс Бечфорд позвала меня самым грозным голосом и показала худшую сторону своего нрава. Гроссе уехал в Лондон не извинившись, а Оскар уронил ее книги. Негодование, пробужденное этими двумя оскорблениями, громко требовало жертвы и (так как никто другой не подвернулся) выбрало меня. Мисс Бечфорд впервые открыла, что взяла на себя слишком много, обременив свою особу полной ответственностью за племянницу.

— Я отказываюсь от полной ответственности, — сказала тетушка. — В мои лета полная ответственность для меня слишком тяжела. Я напишу твоему отцу, Луцилла. Я всегда ненавидела его и буду ненавидеть, как тебе известно. Его политические и религиозные воззрения просто отвратительны. Все же он твой отец, и мой долг велит мне, после того что сказал этот грубый иностранец о твоем здоровье, предложить вернуть тебя под отцовский кров или, по крайней мере, получить от него разрешение оставить тебя на моем попечении. В обоих случаях я избавлюсь от полной ответственности. Я не сделаю ничего такого, что могло бы скомпрометировать меня. Мое положение мне совершенно ясно. Я приняла бы по необходимости гостеприимство твоего отца в день твоей свадьбы, если бы была тогда здорова и если бы свадьба состоялась. Из этого само собой вытекает, что я могу по необходимости сообщить твоему отцу мнение доктора о твоем здоровье. Как ни грубо оно было высказано, все же это мнение доктора, и я обязана сообщить его твоему отцу.

Зная очень хорошо, чем отплачивает отец мисс Бечфорд за ее ненависть к нему, я всеми силами старалась отговорить тетушку от ее намерения, не сказав ей, что меня к тому побуждает. С трудом удалось мне уговорить ее отложить свое сообщение обо мне на день или на два, и мы разошлись на ночь (приступы гнева у тетушки проходят быстро) такими же добрыми друзьями, как всегда.

Этот маленький вечерний эпизод отвлек на время мои мысли от странного поведения Оскара. Но с той минуты, как я вошла в свою комнату, я думала о нем непрестанно, и во сне он мне снился. (Такие страшные сны! Нельзя даже записать их.) Когда мы опять встретимся сегодня — каков будет он? Что он скажет?

Оскар был прав вчера. Я холодна с ним. Во мне произошла относительно него какая-то перемена, которой я сама не понимаю. Моя совесть осуждает меня, когда я остаюсь одна, но, видит Бог, я не виновата. Бедный Оскар! Бедная я!

Никогда не желала я так видеть его, с тех пор как приехала сюда, как желаю теперь. Он иногда приходит завтракать. Придет ли он завтракать сегодня?

О, как глаза мои болят! А туман не проходит. Не закрыть ли мне окно и не полежать ли немного в постели?

Девять часов. Горничная вошла полчаса тому назад и разбудила меня. Она хотела по обыкновению открыть окно. Я остановила ее.

— Прошел туман? — спросила я.

Горничная взглянула на меня, с удивлением.

— Какой туман, сударыня?

— Разве вы не видали?

— Нет.

— Во сколько часов вы встали?

— В семь.

В семь я еще писала свой дневник, и туман застилал все в комнате. Люди низкого происхождения ужасно ненаблюдательны относительно явлений природы. Я никогда во время моей слепоты не могла добиться от слуг и крестьян описания окрестностей Димчорча. Они как будто ничего не видят за пределами кухни или вспаханного поля. Я встала с постели, подвела горничную к окну и открыла его.

— Вот! — сказала я. — Он не так силен, как был несколько часов тому назад, но сомнения быть не может, что это туман.

Горничная с недоумением смотрела то на меня, то в окно.

— Туман? — повторила она. — Извините, сударыня, на мой взгляд, сегодня светлое утро.

— Светлое? — повторила я в свою очередь.

— Да.

— Вы хотите сказать, что над морем светло?

— Море чудного синего цвета, сударыня. Вдали и вблизи я могу различить корабли.

— Где вы видите корабли?

Она указала в окно в каком-то направлении.

— Вон два корабля. Большой корабль с тремя мачтами, а сзади маленький с одной мачтой, Я взглянула по направлению ее пальца, напрягая глаза, чтобы разглядеть что-нибудь. Я не видела ничего, кроме темного серого тумана с небольшим пятном в том месте, на которое указала горничная.

Меня впервые поразила мысль, что темнота, которую я приписывала туману, на самом деле темнота в моих собственных глазах. С минуту я была поражена. Я отошла от окна и оправдалась, как только сумела, перед горничной. При первой возможности я ее отпустила, промыла глаза одним из полосканий Гроссе и проверила их опять, написав эти строки. К счастью, я теперь вижу лучше, чем видела рано утром. Тем не менее я уже получила предостережение, что следует обращать больше внимания на предписания Гроссе. Неужели он заметил в моих глазах что-нибудь такое, о чем побоялся сказать мне? Вздор! Гроссе не боится говорить правду. Я утомила глаза, и только. Закрою свой дневник и пойду вниз завтракать.

Десять часов. На минуту я опять открываю свой дневник.

Случилось нечто, что я обязательно должна записать. Я так раздражена! Горничная (болтливая дура) рассказала тетушке, что произошло сегодня утром между нами у окна. Мисс Бечфорд подняла тревогу и написала не только Гроссе, но и моему отцу. Отец в своем раздраженном состоянии или не ответит на ее письмо, или ответит грубостью. В обоих случаях поплачусь я: оскорбленная гордость моей тетушки, не имея возможности отомстить моему отцу, изберет своей жертвой меня. Ворчанью конца не будет. Я уже так расстроена, что ожидание быть вовлеченной в семейную ссору приводит меня в отчаяние. У меня появилось желание убежать от мисс Бечфорд, когда я об этом думаю.