Читать книгу "Бета-самец - Денис Гуцко"

Скорей всего, Антон по-своему понимал молчание Топилина.

А притихший Топилин представлял, как могла бы выглядеть жизнь, в которой Антон Литвинов обрел наконец душевный покой.

Вот Александр и Анна Топилины просыпаются в семейной спальне. Напротив окно, раззолоченное полуденным светом. На полу по обе стороны от кровати цветными пушистыми горками свалены халаты. На тумбочках фужеры из-под «Маргариты». Нет, лучше бокалы из-под вина. Конечно. Донышки испачканы присохшими остатками, похожи на красные бессонные зрачки. Дверь открывается, и входит Антон. А следом за ним какие-то люди в синих комбинезонах. Нет, лучше в белых. В кипенно-белых комбинезонах с нагрудным кармашком, на который нашит обновленный логотип фирмы «Плита». Нет, «Альфа-Плита».

— Мы на секунду. Не помешаем, — бросает Антон и, указывая на потолок одному из пришедших с ним людей, говорит вполголоса: — Вот. Подшпаклевать. Там, где трещина. Обои сменить. И шторы подберите построже.

Человек бодро кивает, шуршит карандашом в блокноте.

— Будет лучше, вот увидишь.

Следующий эпизод: обветшалый частный дворик, заваленный расчлененными ржавеющими велосипедами, узлами безвестных механизмов, граблями и лопатами. Беседка из побуревших растрескавшихся реек. В беседке стол, накрытый клеенкой, на которой кое-где просматриваются еще васильки и маки. За столом сам Топилин, подле него Влад с томиком Пастернака… Да ну нет, какого Пастернака — с Томиком Рубцова… «В горнице моей светло, это от ночной звезды». И никакого капюшона. Анна с глазастым младенцем на руках и ее растерянные, но изо всех сил улыбчивые родители. Чайник, накрытый войлочной бабой. Или самовар? Самовар лучше — и чтобы из краника капало в специально подставленную, треснувшую в позапрошлом годе, чашку. Четко так капает, с полновесным бульком. Когда чашка наполняется, кто-нибудь переливает набравшуюся воду обратно в самовар. Калитка отворяется, и входят родители Сергея. Входят и останавливаются, перетаптываются с ноги на ногу.

— А вот и мы! — слышится из-за их спин голос Антона. — Принимайте, хозяева, гостей!

— Э! Санечек! Хорош отъезжать! — Антон тряс его за плечи. — Давай очухивайся. Я в сауну. Идешь? Давай, подтягивайся. До скорой встречи.

22

Но живым я его больше не видел.

Я проснулся от противного зудящего звука, влетавшего в открытую дверь. Или оттого, что замерз — и дрожал тяжело, как железный советский будильник. Или от совокупности всего противного и тяжелого, что обыкновенно окружает и наполняет похмельного мужчину средних лет, ночевавшего в пластмассовом шезлонге перед заводским бассейном, облепленного сырой простыней и несколько часов не ходившего по нужде. Добежал до душевой кабинки, отлил. Подошел к лавке, по которой растянулись блюдца с закусками. Глотнул «Бурбона» из горла.

— Полегчает. Жди, не умничай, — велел я себе и принялся напяливать одежду.

Всё было сырое, и пахло хлоркой.

Трезвонил — настойчиво, но с почтительными паузами — охранник, пришедший на смену. Очевидно, был предупрежден своим предшественником, отосланным домой, о неординарной ситуации на объекте: до сих пор начальство не устраивало ночных кутежей, да еще без охраны. Я несколько раз позвал Антона, морщась от бабахающего из-под потолка эха, и, все еще дрожа, отправился на проходную впустить охранника.

Вернувшись, заглянул в натопленную сауну. Пусто. Одежда Антона осталась сложенной на краешке лавки. Значит, не ушел. Снова звал его. Кричал, что собираюсь уходить. Попробовал вспомнить номер мобильного. Тут же десятки голосов в голове принялись выкрикивать числа, как будто я заглянул в комнату, в которой проходил чемпионат по лото. «А зачем я его ищу?» — удивился я. Даже сел от удивленья. Или оттого, что меня с самого пробуждения покачивало. Или просто захотелось присесть на дорожку.

— Вот и все, корешок! — крикнул я.

Разжевал ломтик лимона, надеясь хоть немного освежить рот.

За пиджаком пришлось идти в кабинет Антона, по переходной галерее, через вестибюль с новогодними гирляндами, мимо бывшего своего кабинета, через общую приемную с искусственной елкой.

Если выходить через проходную, придется идти мимо охранника. Идти мимо охранника не хотелось. Магнитный ключ от пожарного входа валялся у Томы на столе, поверх черновых смет. Спустился по дальней лестнице, прошел на площадку.

Антон лежал на левом боку, подвернув под себя руку и прижавшись лопатками к стене. Рот полуоткрыт. Вторая рука закинута за голову. Простыня, которую он связал узлом на плече, сбилась комом. Над углом правой брови, ближе к виску, темнела красная точка. Крови вытекло совсем немного.

Мой «Стример» валялся тут же.

Я зацепил травмат носком, переступая с ноги на ногу.

Я понял сразу: Влад.

Дальнейшее давалось тяжелей, но я справился.

Каждая мысль упиралась, грохотала по похмельным извилинам. А все же я умудрился ничего не упустить.

На двери в офисный корпус по-прежнему висел прикрепленный Антоном листок с просьбой не беспокоить. Его должно было хватить на первое время, чтобы сдержать любопытство охранника. Но для верности я прокрался к этой двери и запер ее на засов.

Когда устанавливали видеонаблюдение по периметру «Плиты», Антон приказал вывести сигнал и управление системой на мой компьютер. Одной из моих обязанностей было сверять время выезда машин, указанное в путевых документах, с тем, что фиксировали камеры. Случалось, водители упрашивали диспетчеров, и те вписывали время на несколько часов позже — так можно было успеть подшабашить по-быстрому на стороне.

Найти нужную запись не составило труда.

Влад правильно подметил, что с камер, установленных над забором и над проходной, пожарный выход не просматривается. Он прокололся в одном: проглядел камеру на противоположной стороне улицы, на фонарном столбе.

Подошел впритирку к забору. Капюшон надвинут на лоб, на плече спортивная сумка. О встрече, судя по всему, договорились заранее. Мне Антон по каким-то своим соображениям решил не говорить — полагаю, готовил нам с Владом сюрприз. Собирался разобраться сразу с обоими. Стукнуть себя в грудь, сказать: «Да что вы, мужики, ей-богу!»

Нажав на кнопку звонка, Влад повернулся спиной к двери. В этот момент капюшон сполз на затылок, приоткрыв нижнюю часть лица. Ждал полторы минуты, пока ему открыли. Еще через четыре минуты вышел. Я кое-что домыслил для этих четырех минут — пока не знаю, насколько верно. Скорей всего, он выстрелил сразу, с порога. Мог сказать что-нибудь перед этим. Они могли даже перекинуться несколькими короткими фразами. Если верно предположение, что Влад выстрелил сразу и несколько минут после выстрела провел возле рухнувшего Антона, — это, полагаю, свидетельствует о том, что убийство было случайным. Влад стрелял в лицо. Влад был настроен серьезно, но рассчитывал лишь нанести увечье. Не знал, что с такой дистанции выстрел из «Стримера» смертелен. Потому и стоял там, над телом Антона, осмысляя случившееся, решая, как действовать дальше.