Читать книгу "Игра в бисер - Герман Гессе"

Но втайне мы мечтаем жить всерьез,

Зачать, родить, страдать и умереть.

Буквы

Берем перо, легко наносим знаки

На белый лист уверенной рукой.

Они ясны. Понять их может всякий,

Есть сумма правил для игры такой.

Но если бы дикарь иль марсианин

Вперился взглядом в наши письмена,

Ему б узор их чуден был и странен,

Неведомая, дивная страна,

Чужой, волшебный мир ему б открылись

И перед ним не А, не Б теперь,

А ноги б, руки, лапы копошились,

Шел человек, за зверем гнался б зверь,

Пришелец, содрогаясь и смеясь,

Как след в снегу, читал бы эту вязь.

Он тоже копошился, шел бы, гнался,

Испытывал бы счастье и страданья

И, глядя на узор наш, удивлялся

Многоразличным ликам мирозданья.

Ведь целый мир предстал бы уменьшенным

В узоре букв пред взором пораженным.

Вселенная через решетку строк

Открылась бы ему в ужимках знаков,

Чей четкий строй так неподвижно-строг

И так однообразно одинаков,

Что жизнь, и смерть, и радость, и мученья

Теряют все свои несовпаденья.

И вскрикнул бы дикарь. И губы сами

Запричитали б, и, тоской объятый

Несносною, он робкими руками

Развел костер, бумагу с письменами

Огню принес бы в жертву, и тогда-то,

Почувствовав, наверное, как вспять

В небытие уходит морок зыбкий,

Дикарь бы успокоился опять,

Вздохнул бы сладко и расцвел улыбкой.

Читая одного старого философа

То, что вчера лишь, прелести полно,

Будило ум и душу волновало,

Вдруг оказалось смысла лишено,

Померкло, потускнело и увяло.

Диезы и ключи сотрите с нот,

Центр тяжести сместите в стройной башне —

И сразу вся гармония уйдет,

Нескладным сразу станет день вчерашний.

Так угасает, чтоб сойти на нет

В морщинах жалких на пороге тлена,

Любимого лица прекрасный свет,

Годами нам светивший неизменно.

Так вдруг в тоску, задолго до накала,

Восторг наш вырождается легко,

Как будто что-то нам давно шептало,

Что всё сгниет и смерть недалеко.

Но над юдолью мерзости и смрада

Дух светоч свой опять возносит страстно.

И борется с всесилием распада,

И смерти избегает ежечасно.

Последний умелец игры в бисер

Согнувшись, со стекляшками в руке

Сидит он. А вокруг и вдалеке

Следы войны и мора, на руинах

Плющ и в плюще жужжанье стай пчелиных.

Усталый мир притих. Полны мгновенья

Мелодией негромкой одряхленья.

Старик то эту бусину, то ту,

То синюю, то белую берет,

Чтобы внести порядок в пестроту,

Ввести в сумбур учет, отсчет и счет.

Игры великий мастер, он немало

Знал языков, искусств и стран когда-то,

Всемирной славой жизнь была богата,

Приверженцев и почестей хватало.

Учеников к нему валили тыщи…

Теперь он стар, не нужен, изнурен.

Никто теперь похвал его не ищет,

И никакой магистр не пригласит

Его на диспут. В пропасти времен

Исчезли школы, книги, храмы. Он сидит

На пепелище. Бусины в руке,

Когда-то шифр науки многоумной,

А ныне просто стеклышки цветные,

Они из дряхлых рук скользят бесшумно

На землю и теряются в песке…

По поводу одной токкаты Баха

Мрак первозданный.

Тишина. Вдруг луч,

Пробившийся над рваным краем туч,

Ваяет из небытия слепого

Вершины, склоны, пропасти, хребты,

И твердость скал творя из пустоты,

И невесомость неба голубого.

В зародыше угадывая плод,

Взывая властно к творческим раздорам,

Луч надвое все делит.

И дрожит Мир в лихорадке, и борьба кипит,

И дивный возникает лад.

И хором Вселенная творцу хвалу поет.

И тянется опять к отцу творенье,

И к божеству и духу рвется снова,

И этой тяги полон мир всегда.

Она и боль, и радость, и беда,

И счастье, и борьба, и вдохновенье,

И храм, и песня, и любовь, и слово.

Сон

Гостя в горах, в стенах монастыря,

В библиотеку в час вечерни ранней

Забрел я как-то. Багрецом заря,

Высвечивая тысячи названий,

На корешках пергаментных горела.

И я, придя в восторг, оцепенело

Взял том какой-то и поднес к глазам:

«Шаг к квадратуре круга». Ну и ну! —

Подумал я. Прочту-ка! Но взгляну

Сперва на этот, в коже, с золотым

Тисненьем том и с титулом таким:

«Как от другого древа съел Адам».

Какого же? Конечно, жизни. Ясно,

Адам бессмертен. Значит, не напрасно

Сюда пришел я! И еще заметил

Я фолиант. Он ярок был и светел,

С цветным обрезом толстым, многолистным

И пестрым заголовком рукописным:

«Всех звуков и цветов соотношенья,

А также способы переложенья

Любых оттенков цвета в ноты, звуки».

О, как хотелось мне азы науки

Такой постичь! И я почти уж верил,

Прекрасные тома перебирая,

Что предо мной библиотека рая.

На все вопросы, что меня смущали,

Что мозг мой, возникая, иссушали,

Здесь был ответ. Без жертв и без потерь

Здесь давний голод утолить я мог.

Здесь каждый титул, каждый корешок

Сулил победу над духовной жаждой.

Ведь каждый к знаньям отворял мне дверь

И обещал плоды такие каждый,

Каких и мастер редко достигает,

А ученик достичь и не мечтает.

Здесь, в этом зале, был нетленный, вечный

Смысл всех наук и песен заключен,

Творений духа свод и лексикон,

Настой густейший мудрости конечной,

Здесь, в переплетах, предо мной лежали

Ключи ко всем вопросам вековым,