Читать книгу "Мерперт Н.Я. Из прошлого: далекого и близкого. Мемуары археолога - Николай Яковлевич Мерперт"

культуры, определившим и самое ее сложение, и ключевые факторы развития (в данном случае, уникальные исследования Е.Н. Черных колоссальных месторождений в той же части Южного Приуралья). Отмечу, что Н.Л. Моргунова, буквально девочкой пришедшая на одну из самарских конференций, давно уже доктор исторических наук и одна из наиболее авторитетных исследователей праистории степной и лесостепной полосы евразийского пограничья.

То же следует сказать и о ряде других бывших моих аспирантов, внесших значительный вклад в разработку близкой (географически и хронологически) проблематики. Так, изучение культур среднего и позднего бронзового века было успешно распространено на ряд районов Башкирии, где В.С. Горбуновым выделен значительный центр высокоразвитой срубной культуры лесостепной зоны середины — второй половины II тыс. до Р.Х. Полноценная, обобщающая работа, посвященная ей, обусловлена присуждением ему ученой степени доктора исторических наук.

Официальным же оппонентом по докторским диссертациям довелось мне быть 33 раза, а по кандидатским 48 раз.

Но, естественно, наиболее интересной и в то же время ответственной акцией в моей педагогической практике явились специальные курсы на кафедре археологии моего родного Московского университета. Читать их я начал сравнительно поздно, в 1960-е годы. И повод для этого был трагичным: в 1962 году безвременно скончался Сергей Владимирович Киселев — талантливейший русский археолог, с момента создания кафедры археологии читавший замечательный курс «Бронзовый век». Заведующий кафедрой А.В. Арциховский пригласил меня его заместить. Я отлично сознавал ответственность этой акции и несколько переработал курс, разделив его на отдельные части, охватывавшие бронзовый век нашей страны, зарубежной Европы и Ближнего Востока. Последний курс читался в Московском университете впервые, и я уделил ему особое внимание, опираясь на опыт двух сезонов египетской экспедиции и произведенное в том же десятилетии первое для отечественной археологии обследование Месопотамии. Эта тематика, касавшаяся формирования первых центров производящей экономики, земледелия, животноводства, домостроительства, оседлых поселков, металлургии, а далее — и первой в мире письменности, и прочих факторов формирующейся цивилизации, вызывала особый интерес студентов. Я счастлив был делиться с ними собственными непосредственными впечатлениями о первых центрах этого великого процесса на Ближнем Востоке и об их первооткрывателях — В.Г. Чайлде, Г. Франкфорте, Ф. Петри, Р. Брейдвуде, М. Малловане, Г. Ленцене, А. Парро, С. Ллойде, Р. Кольдевее, В. Андрэ. С некоторыми из них я имел счастье встречаться, что заметно оживляло наши занятия. Смею надеяться, что это сыграло свою роль в дальнейшем развитии интереса к феномену Древнего Востока и его роли в основных вехах древнейшей истории человечества. Надо сказать, что интересом дело не ограничивалось. В ряде случаев можно говорить о прямом участии в ближневосточных исследованиях моих слушателей, представленном в различных формах. Прежде всего, это работа в самой Месопотамии, где приступила к исследованиям первая российская экспедиция. Вместе с тем, ряд выпускников университета на многие годы связали себя с коренными проблемами как праистории, так и классической истории Месопотамии. С большой теплотой вспоминаю трех первых моих выпускниц, получивших шутливое наименование «чекисток» — все небольшого роста, все предельно серьезные, все в коротких кожаных куртках, все востоковеды, и все «состоялись». Начинали со Средней Азии, с замечательной культуры Анау, где каждая участвовала во вскрытии одного из последовательных этапов раннеземледельческих многослойных поселений. Полевые исследования легли в основу дипломных работ, всех высоко оцененных.

Елена Вадимовна Антонова с блеском завершила аспирантуру (под моим руководством) и полностью посвятила себя Месопотамии, в широком понимании этого термина, став одним из ведущих наших специалистов по этой важнейшей проблематике. Защитила и кандидатскую, и докторскую диссертации, ныне является автором четырех монографий, достойно развивающих традиции М.В. Никольского, Б.Н. Тураева, И.М. Дьяконова (при более выраженной археологической акцентировке).

Ирина Леонидовна Станкевич тоже успешно закончила аспирантуру под моим руководством и защитила интереснейшую диссертацию по иранистике, главным образом, по древнейшим судьбам иранского феномена и культурному его районированию. С поразительным достоинством выдерживала она тяжелые удары судьбы и продолжает плодотворно работать в Ярославском университете.

Людмила Летникова под руководством крупного палеоботаника Г.Н. Лисицыной участвовала в большой аналитической работе по определению и сравнительной характеристике зерновых остатков из ряда последовательных слоев раннеземледельческих поселений VIII-V тыс. до Р.Х., исследованных российской экспедицией в Северном Ираке. Результаты этих весьма показательных анализов опубликованы в специальной монографии.

Широко и плодотворно использовали ближневосточные материалы и многие другие выпускники истфака МГУ, в дальнейшем ставшие известными специалистами по энеолиту и бронзовому веку. Наталья Вадимовна Рындина, воспринявшая затем и весь соответствующий курс, и аналитическую деятельность кафедры в области металлоанализа, Сергей Николаевич Кореневский и другие, а ряд студентов приняли участие в полевых исследованиях российской экспедиции на территории Сирии. То же следует сказать и о выпускниках иногородних университетов, окончивших аспирантуру нашего института под моим руководством. Три полевых сезона в указанной экспедиции успешно работала выпускница Воронежского педагогического университета Татьяна Владимировна Корниенко. Защитив кандидатскую диссертацию по новейшим ближневосточным материалам, она издала ее как оригинальную и достаточно интересную монографию.

Вторая представительница воронежской школы (на сей раз университета), а далее — моя аспирантка Юлия Владимировна Лунькова — превосходный археолог, как полевой исследователь, так и аналитик — стала уже постоянным участником Сирийской экспедиции, где вскоре отметит свой десятый сезон.

Завершая эту небольшую главу, должен подчеркнуть, что не ставил своей целью перечислить все моменты своей педагогической практики и всех моих слушателей, даже самых способных и в дальнейшем прекрасно себя проявивших. Такое перечисление потребовало бы многих дополнительных описаний и характеристик. Многие, очень многие их достойны. Я приношу им глубокие извинения. Общение с ними было ярким и, быть может, наиболее осмысленным, вызывавшим чувство удовлетворения проделанной работой в моей долгой жизни. Навсегда запомню и Ульяновский пединститут, и Самарский университет, и Педагогический университет, и Школу молодого археолога в Усть-Нарве, и общение с уральскими энтузиастами под Екатеринбургом, и многочисленные конференции в Оренбурге, Казани, Минусинске, на Украине — в Киеве, Донецке, Одессе, в Грузии — в Тбилиси, Телави, в Армении — в Ереване, в Азербайджане — в Баку, в Таджикистане — в Душанбе, в Чувашии — в Чебоксарах. В тесном контакте с чувашскими коллегами, в том числе моими учениками, я возобновил в широком масштабе исследования абашевской культуры — одного из наиболее значительных феноменов бронзового века Доно-Волжского и Волго-Уральского междуречий. Открытия первых ее памятников прекрасным исследователем В.Ф. Смолиным у с. Абашево в Чувашии еще в 1920-х годах прошлого века оказались поразительно перспективными, дальнейшие исследования чувашских, марийских, татарских, русских археологов показали глубокую специфику этой культуры, наличие ряда своеобразных ее вариантов, тесное взаимодействие