Читать книгу "Тайны пустоты - Валентина Ильинична Елисеева"

время сделать вас наурианкой, я бы очень советовал так и поступить. К сожалению, вы обречены действовать на эмоциях, и я хочу изречь прописную истину в надежде, что она вспомнится вам позже: оценки, суждения и решения, принятые людьми в состоянии нервного напряжения, в подавляющем числе случаев в корне неверны.

Таша выразительно глянула на большие старинные часы на стене, и психотерапевт усмехнулся. Отправив короткое сообщение и мгновенно получив ответ, он поднялся и произнёс, галантно открывая перед Ташей дверь:

– Докучливый психолог проводит вас до комнат стратега.

...

Нервный озноб усиливался с каждым шагом. Перед дверью с символом Первого стратега содружества галактик Ташу оставили одну, и ей вспомнилось, как однажды она приехала на дачу к бабушке после длительной командировки. Беззаботно влетев в калитку, она столкнулась с вышедшим ей навстречу псом – тем, кого видела два года назад забавным щенком, а с тех пор лицезрела лишь на фото вместе с родными. За прошедшие годы пёсик подрос, набрал дополнительных полцентнера веса и обзавёлся внушительной клыкастой пастью. Пёс уставился на неё недоумённым взглядом, в котором не промелькнуло ни тени узнавания и приветливости, лишь равнодушие и озадаченность дилеммой: сразу сожрать вторженку или для начала гавкнуть? Вдруг хозяевам эта девчонка ещё пригодится? Вдруг его отругают, если он её чуток попортит, как отругали за новые сапоги хозяйки? Она пса помнила, знала обо всех его проделках, но сама была для него совершенной незнакомкой и потенциальным врагом. На собачьей морде отчётливо читалось недовольство, что посторонний человек знает его кличку, ласково обращается к нему и подзывает к себе – всё это лишь усиливало его недоверие. Пёс потом несколько дней ходил вокруг неё и настороженно следил за каждым её действием, подозревая, что хозяева напрасно так доверчиво пустили в дом "чужую" девицу. То, что стёрлось из памяти, стёрлось и из сердца тоже – этот урок Таша усвоила.

Собравшись с духом, она коснулась панели вызова, обозначенной символом колокольчика, и вездесущий Крок произнёс стандартное приветствие, растворяя марево закрытого прохода.

Ей показалось, она вернулась в прошлое: на неё надвинулся высокий широкоплечий силуэт в зловещем чёрном комбинезоне и узких тёмных очках. Она успела подзабыть, как внушителен её стратег, когда не страдает от тяжёлых ранений и слепоты. Высокие скулы, длинноватый нос с горбинкой, коротко стриженые волосы – и окружающая его впечатляющая аура властности и уверенности в своих силах. Привычка принимать на себя командование и нести груз ответственности за чужие жизни и решения проскальзывала в каждом его чётком жесте, твёрдом шаге, отсутствии лишних суетливых движений, в хорошо знакомой Таше немногословности.

Неудивительно, что при давней-давней первой встрече он внушил ей такой трепет и безотчётный страх. Широко улыбнувшись, она сделала шаг вперёд, силой воли удерживаясь от того, чтобы броситься на шею своему мужчине. Памятный визит к его родителям продемонстрировал ей, какой стиль общения привычен для наурианцев, и раз он не помнит их прежние встречи, не стоит приводить его в смущение бурными восторгами. Стейз тоже замер на расстоянии социальной дистанции и произнёс:

– Здравствуй.

Нейтральное приветствие прозвучало холодней, чем у Крока, и остановило Ташу верней грозного окрика. Замерев на месте, она машинально потянулась к мужчине чувствами, как всё время их проживания в посёлке у ненцев – и не уловила ни малейшего отклика. Стейз явно не заметил её эмоционального касания, но хуже было другое – она ощутила в нём лишь настороженность и безразличное любопытство, как к уникальному феномену природы. Она по-прежнему была настроена на него, а он на неё – уже нет.

– Спасибо, что спасла меня из адского пекла взорвавшейся звезды. Я помню, как ты говорила, что авгуры специально способствуют формированию эмоциональной связи между нами, но поражён, как именно получилось её использовать.

– Да, использовали её феерично, – согласилась Таша, стараясь взять себя в руки и многократно напоминая себе, что не происходит ничего непредвиденного. – Ты всё-таки что-то помнишь обо мне?

– Большую часть информации я собрал из открытых источников и рассказов друзей и родителей. Я помню, как выдернул тебя из родного мира, потерял и чудом отыскал, затем появляются пробелы. Например, в принесённых мне личных вещах и бумагах нашлось множество моих портретов – по словам Оррина они сделаны твоей рукой, но я не помню, чтобы позировал для них. Ты рисовала по памяти?

– В том числе. Помнишь, как прилетал за мной, чтобы обсудить способы избавления от колоний вредоносных вирусов? Ещё Бассит ворчал, что ты похищаешь его специалиста?

Череда отрывистых вопросов-ответов, и к Таше пришло ясное понимание, что Стейз помнит связанные с ней рабочие моменты, но их личное общение напрочь исчезло из его воспоминаний, словно не бывало, словно они всегда были лишь напарниками по решению общих задач. Однако кто-то из друзей явно намекнул стратегу, что космоэколога Наталью Грибнёву связывали с ним не только деловые узы, и теперь Стейз ломал голову, как бы вежливо уточнить этот момент. Она отчётливо ощущала его сомнения, его бессознательное старание дистанцироваться от неё и выстроить между ними непробиваемую стену, полностью скрывающую все те чувства, что оставались ему подвластны. Психотерапевт верно назвал их интеллектуальными и нравственными: Стейз чувствовал ответственность даже за те обязательства перед ней, о которых не помнил – ему довольно было заподозрить, что таковые обязательства у него есть.

– Мама рассказала, ты предпочитаешь, чтобы я снимал очки, разговаривая с тобой, – обронил Стейз, вопросительно приподняв бровь.

Ушедшая глубоко в свои мысли Таша вздрогнула и кивнула, страшась узнать, что ещё рассказывала о ней его блистательная мама. Ей было до нелепого неприятно, что он обсуждал их отношения с родителями, хоть и понимала: ему больше не у кого было разузнать сведения о своих личных связях, а мать и отец – самые близкие люди для любого человека. Она на его месте тоже обратилась бы с расспросами к родителям. Подняв взгляд, Таша вздрогнула ещё раз, увидев в любимых необычных глазах тот же вселенский холод, что раньше наблюдала в глазах его родных. Её реакцию подметили: Стейз покрутил в длинных пальцах снятые очки и бесстрастно произнёс:

– Я не помню себя таким, как на твоих рисунках. Мне трудно поверить, что когда-то моё лицо отражало столько разных эмоций: радость и тревогу, веселье и печаль. Эти образы на картоне соответствовали действительности или это вольная художественная интерпретация моего образа? Попытка изобразить, как я мог бы выглядеть, если бы испытывал соответствующие чувства?

– Я рисовала так, как видела тебя, –