Читать книгу "Белоснежка должна умереть - Неле Нойхаус"

Пия почувствовала отчаяние. Ей никак не удавалось доказать причастность Нади фон Бредо к исчезновению Амели.

— Вы, явившись к фрау Фрёлих, выдали себя за сотрудника полиции, — вступил в разговор Боденштайн, сидевший на заднем плане. — Это называется «незаконное исполнение функций должностного лица». Вы похитили картины, которые Тис дал Амели на хранение. А потом вы подожгли оранжерею, чтобы исключить появление других картин.

— Я признаю, что воспользовалась служебным удостоверением сотрудника полиции и париком из реквизитной мастерской, чтобы найти картины в комнате Амели, — ответила Надя, не повернувшись на его голос. — Но оранжерею я не поджигала.

— Что вы сделали с картинами?

— Я разрезала их на мелкие куски и пропустила через шредер.

— Понятно. Потому что они изобличили бы вас как убийцу. — Пия достала из папки фотокопии картин и положила их перед ней на стол.

— Как раз наоборот. — Надя откинулась на спинку стула и холодно улыбнулась. — Эти картины доказывают мою невиновность. Тис действительно гениальный наблюдатель. В отличие от вас. Для вас же все зеленые цвета одинаковы. И короткие волосы тоже. Посмотрите внимательней на человека, который убивает Штефани. И сравните его с человеком, который наблюдает за изнасилованием Лауры. — Она подалась вперед, посмотрела на картины и ткнула пальцем в одну из фигур. — Вот, смотрите. У человека на картине со Штефани однозначно темные волосы, а там, где изображена Лаура, у него гораздо более светлые и к тому же вьющиеся волосы. А еще я должна вам объяснить, что в тот вечер чуть ли не каждый второй был в такой вот зеленой футболке с символикой Кирмеса. На ней еще было что-то написано, если мне не изменяет память.

Боденштайн сравнил обе картины.

— Да, вы правы, — согласился он. — Но кто же тогда этот другой?

— Лаутербах, — ответила Надя, подтвердив то, в чем Боденштайн и сам уже был уверен. — Я стояла во дворе, за сараем, и ждала Штефани. Хотела поговорить с ней о роли Белоснежки. Ей на эту роль было наплевать. Она ей нужна была только для того, чтобы легально проводить больше времени с Лаутербахом.

— Минутку, — прервал ее Боденштайн. — Господин Лаутербах утверждает, что лишь один раз имел половой контакт со Штефани. А именно — в тот вечер.

— Врет! — фыркнула Надя. — У них был настоящий роман, все лето, хотя официально она была с Тоби. Лаутербах сходил от нее с ума, и ей это очень нравилось… Так вот, я стояла во дворе, у сарая, когда Штефани вышла из дома Сарториусов. Только я хотела с ней заговорить, как появился Лаутербах. Я спряталась в сарае и сначала глазам своим не поверила, когда они тоже вошли внутрь и занялись сексом на сене, в метре от меня. У меня не было возможности незаметно уйти, и мне пришлось все это наблюдать целых полчаса. Да еще и слушать, как они насмехались надо мной!

— И вы, разозлившись, после этого убили Штефани, — закончил за нее Боденштайн.

— Не угадали. Я сидела тихо. Лаутербах вдруг заметил, что, трахаясь, посеял где-то свои ключи от дома. Он в панике, чуть не плача, ползал на четвереньках по сену и искал их. Штефани стала над ним смеяться. И тут он вдруг взбеленился… — Надя ядовито рассмеялась. — Он страшно боялся свою жену. Они ведь жили на ее бабки, и дом тоже принадлежал ей. А он был всего-навсего жалкий, похотливый учителишка, который только перед своими учениками корчил из себя супермена. А дома молчал в тряпочку, поджав хвост!

Боденштайн судорожно сглотнул. Ему все это кое-что напомнило. У Козимы были деньги, и его мнение мало что значило. И сегодня утром, когда он это осознал, он готов был ее убить.

— В какой-то момент Штефани тоже разозлилась. Она, наверное, представляла себе их отношения более романтично, а тут увидела своего трусливого Ромео во всей его бюргерской красе. Она предложила позвать его жену, чтобы та помогла ему искать ключи. В шутку, конечно. Но Лаутербаху уже было не до шуток. Штефани, наверное, была уверена, что контролирует ситуацию. Она все дразнила и дразнила его, даже пригрозила рассказать об их связи его жене. В общем, довела его до белого каления. И когда она захотела выйти из сарая, он не пустил ее. Они стали бороться друг с другом, она плюнула ему в лицо, а он надавал ей пощечин. Штефани рассвирепела по-настоящему, и Лаутербах понял, что она и в самом деле может пойти к его жене и все ей выложить. Он схватил домкрат — первое, что попалось под руку, и ударил ее по голове. Три раза.

Пия кивнула. Череп Штефани Шнеебергер был проломлен в трех местах. Хотя это еще не доказывало невиновность Нади фон Бредо. Она могла знать это и потому, что, возможно, сама убила Штефани.

— Потом он понесся со двора как ужаленный. Кстати, тоже в зеленой футболке. Свою крутую джинсовую рубаху он перед траханьем снял. Я нашла его ключи. А когда я выходила из сарая, возле Штефани на земле сидел Тис. «Вот, береги свою драгоценную Белоснежку, смотри, чтобы с ней ничего не случилось!» — сказала я ему и ушла. Домкрат я бросила в мусорный контейнер Лаутербахов. Вот как все это было. Именно так и не иначе.

— Значит, вы точно знали, что Тобиас не убивал ни Лауру, ни Штефани, — сказала Пия. — Как же вы могли допустить, что он оказался в тюрьме, если вы его так любили?

Надя фон Бредо ответила не сразу. Она сидела с застывшим лицом, не шевелясь, только пальцы ее играли одной из фотографий.

— Я тогда страшно разозлилась на него… — тихо произнесла она наконец. — Из года в год мне приходилось слушать его рассказы о том, что он говорил одной, что делал с другой, как он влюбился в кого-то или, наоборот, разлюбил… Он даже спрашивал у меня совета, как ему затащить в койку очередную телку или, наоборот, как от нее избавиться. Я же была его лучшим другом! — Она горько рассмеялась. — Как женщина я его не интересовала. Я была для него чем-то само собой разумеющимся. Потом он спелся с Лаурой, а та не хотела, чтобы я была рядом, когда они ходили в кино или в бассейн или на вечеринки. Я была пятым колесом в телеге, а Тоби этого даже не замечал!

Надя сжала губы, ее глаза наполнились слезами. Она вдруг снова превратилась в обиженную, страдающую от ревности девчонку, которую использовали как затычку и которая, будучи «лучшим другом» самого классного парня в деревне, не имела ни малейшего шанса на взаимность. Несмотря на все ее поздние успехи и победы, эти обиды оставили на ее душе шрамы, которые ей придется носить всю жизнь.

— А тут вдруг появилась эта шизанутая Штефани… — Ее голос по-прежнему оставался бесцветным, и только пальцы, медленно рвавшие на мелкие клочки одну из фотографий, выдавали то, что происходило у нее в душе. — Она влезла в нашу компанию, захапала Тоби. Все вдруг изменилось. А потом она еще и Лаутербаху вскружила голову и получила роль Белоснежки, которую он обещал мне. Тоби стал как глухой. Он ни о чем больше не мог говорить, кроме своей Штефани! Штефани! Штефани!..

Ее лицо исказилось от ненависти, она покачала головой.

— Кто же мог предположить, что полиция окажется такой безмозглой и Тоби и в самом деле упекут за решетку! Я думала, пару недель в камере предварительного заключения ему пойдут только на пользу. А когда до меня дошло, что его собираются судить, было уже поздно. Мы все к тому времени успели дать слишком много ложных показаний и слишком многое утаить… Но я никогда не бросала его. Я регулярно писала ему и ждала его. Я хотела все исправить, я готова была все сделать для него. Хотела отговорить его возвращаться в Альтенхайн, но он же упрямый как бык!