Читать книгу "Последняя одиссея - Джеймс Роллинс"

Рядом на низком столике горел походный фонарь. Сейхан стояла спиной к Грею, нагнувшись, и этот вид Грею нравился. Наконец она обернулась, держа в руках две половинки капкейка. В каждой горело по свечке.

Грей улыбнулся, догадавшись о поводе.

– Джеку сегодня полгодика.

Сейхан пожала плечами и приникла к нему, предлагая пирожное.

– Ты же вроде не собиралась праздновать, – напомнил Грей.

Когда Сейхан только объявила о своем решении, Грей подумал даже, что в ее взглядах на воспитание ребенка и материнские обязанности произошло некое фундаментальное изменение. Что она больше не свирепая мама-тигрица.

– «Красный бархат», – сказала она. – С глазурью из сливочного сыра.

– Сама пекла?

– Купила. – Сейхан нахмурилась. – Стану я тратить время на одно-единственное пирожное. А если делать десяток… ну, у тебя же диета.

И то верно.

Они уселись на подушки по бокам от Джека, загадали желания и задули свечи. Потом прижались друг к другу и стали слушать пение сверчков, наблюдать за танцами светлячков.

– Как мило, – промурлыкала Сейхан.

– Да, точно.

Сейхан взглянула на него.

– Жаль, это ненадолго.

Грей кивнул, понимая, что из нее никогда не выйдет матери, которая только и делает, что печет сладости и планирует мудреные вечеринки на полгодика ребенка.

– Кстати, – сказала она и перебралась к Джеку. – Смотри.

Сейхан подобрала сына с подушки и отнесла на пару шагов в сторону. Развернулась к Грею, поставила ребенка на нетвердые ножки, удерживая его под мышками, и когда он привык, отпустила.

Джек покачивался, как пьяный моряк.

Грей удивленно сел.

«Вот дает…»

Джек сделал шажок, размахивая ручками и счастливо пуская слюну.

Потом еще один.

Грей раскинул объятия.

– Сюда, Джек!

Кроха сделал еще один неуверенный шаг, и Грей подхватил его, пока он не плюхнулся носом на плед. Перевернул малыша лицом кверху.

– Да пошли все эти книги по материнству, – сказала Сейхан.

Грей улыбнулся, опустил Джека на подушку и притянул жену к себе.

– Ты та еще мама-тигрица.

Она прижалась к нему.

– О, я тигрица и в других делах.

Грей улыбнулся еще шире и поцеловал ее.

«Вот это я называю оптимальным балансом».

Эпилог

Полгода спустя.

25 января, 17:32 по западноафриканскому времени.

Республика Конго, национальный парк Вирунга

«Вот я и вернулся…»

Ковальски прихлопнул здоровенную муху, пытавшуюся отхватить кусок мяса от его руки. Потом взглянул на пышный луг, в сторону леса в отдаленном уголке национального парка, питомника для горилл. Он сидел в походном кресле, а рядом на столике потела бутылочка пива.

Зимнее солнце почти опустилось за горизонт.

Бóльшую часть времени Ковальски проводил здесь или в одной из хижин-палаток, наблюдая в светлое время суток, как ползут по траве тени. Шел третий день, как они сюда приехали.

Мария стояла у кромки леса и о чем-то говорила с доктором Джозефом Кьенге, главным зоологом. Конголезец покачал головой, он явно не собирался сегодня больше ничего делать. След Баако, западной равнинной гориллы, которую она выпустила в джунгли два года назад, так и не обнаружили.

Мария поникла.

Ковальски нахмурился и покачал головой. Эти юные гориллы совсем как подростки. Вечно разочаровывают родителей. Не сидят дома, им лишь бы с друзьями тусоваться.

Мария обернулась и посмотрела на Ковальски.

Он со стоном поднялся из кресла, собираясь утешить ее – как и в предыдущие две ночи. За последние полгода после пережитого они еще больше сблизились. Почему именно, он не знал, чувствовал только, как между ними что-то сломалось. Некий барьер, о существовании которого он даже не догадывался.

Мария уже направилась было в его сторону, когда Кьенге ее окликнул:

– Доктор Крэндолл, постойте! – Зоолог указал в сторону леса. – Идите сюда, взгляните!

Мария посмотрела на Ковальски – ее лицо светилось надеждой. Джо поспешил следом за ней. Если тревога ложная, Мария сломается. Надо быть рядом.

Они поравнялись возле доктора Кьенге. Широко улыбнувшись, зоолог отступил и взмахнул руками, словно приглашая девушку выйти в свет.

Ветка на краю густых зарослей наклонилась под тяжестью морщинистой ладони, и к ним, опираясь на костяшки свободной руки, вышла крупная горилла, чуть застенчиво поглядывая темными глазами. Села и наклонила пулеобразную голову: ни дать ни взять припозднившийся подросток.

– Баако, – произнесла Мария, – ты пришел…

Юная горилла вскинула руки и ответила на языке жестов:

«Мама».

– О, Баако, не переживай!

Мария кинулась к нему и обняла, постаралась утешить. Баако стал почти вдвое крупнее, и Мария уже не могла сомкнуть рук у него за спиной. Она пощекотала его, почесывая там, где ему больше всего нравилось.

Ковальски нахмурился. «Так ведь и со мной она так же…»

Баако выпрямился и немножко покряхтел – так гориллы выражали смех. Наконец Мария отстранилась и протянула руку Ковальски.

– Привет, малец, – сказал Ковальски, вскидывая руку.

Баако приветствовал его куда жизнерадостней, предупредив только быстрым знаком «Папа». А потом с наскоку, словно нападающий в американском футболе, опрокинул Ковальски на землю. Они с гориллой покатились по траве, пока оба не захрипели. Баако от смеха, Ковальски – потому что стал задыхаться.

Ковальски сел и улыбнулся Марии.

– А парень-то наш вырос.

Через полчаса безудержное веселье постепенно стихло, сменившись тишиной и задумчивостью. Сидя плотным кругом, они молча обменивались знаками. Баако рассказывал о джунглях, о других гориллах, а под конец они стали просто выражать любовь спокойными прикосновениями и тихими словами.

Солнце на западе опустилось за горизонт, оставив тлеющую розовую полосу. У палаток развели костры, а небосвод украсила россыпь звезд.

Ковальски понял, что лучше момента не будет: вся семья в сборе. Он достал из кармана коробочку с кольцом. Кольцо, правда, было не то, с которым он ехал сюда в прошлый раз. Старое он потерял, а на новое потратил немало денег из сбережений. Зато оно было даже лучше.

Полгода назад Ковальски и сам был другим человеком. Он взглянул на Марию: та не заметила, что у него в руке, потому что смотрела на Баако. На ее лице играла тоскливая и одновременно счастливая улыбка. Она тоже стала другим человеком. Их чувства словно закалило в адском пламени древнего горнила.