Читать книгу "Обреченные - Эльмира Нетесова"

— Отчаливай! Вперед по малу! — услышал Блохин голос сверху и тут же, совсем рядом, заработал двигатель, тарахтя, кашляя, смеясь.

Никанор услышал, как заплескалась вода за бортом. Катер постепенно набирал скорость.

В маленький иллюминатор Никанор увидел удаляющийся усольский берег.

Никто из ссыльных не оглянулся вслед катеру, идущему к устью, к морю. Никто и предположить не мог, что увозят на нем Никанора навсегда.

А Блохин стоял, прощаясь с этим берегом, понимая, что сюда он больше не вернется.

Смутные чувства тревоги и надежды переплелись в один корявый узел в его душе. Ему хотелось плакать от страха и кричать от радости. Пугало его грубое обращение с ним. Ведь не пустили в общую каюту. Это неспроста. Загнали в отдельную. Как зэка, которого чекисты доставят в зону, как особо опасного для властей. Но тогда зачем им понадобилось обещать ему волю? А если воля, почему посадили под замок? Почему проводившие на катер чекисты тут же ушли обратно? А его — Блохина— оставили один на один с командой, ничего не знающей о его заслугах и обращавшейся с ним по-хамски. Не разговаривая, не глядя на него впихнули, закрыли и ушли.

Никанор дрожал от неизвестности, пытаясь успокоить самого себя.

Команда катера выполняет лишь распоряжение. Какие бы то ни были другие действия она не станет проводить. Ей указано доставить меня куда- то. И все. Она лишь транспортирует. Остального не знает. Ее моя судьба не касается. Лишь бы живого и здорового довезли. Вот и все. А закрыли, понятно по каким причинам. Катер чекистов. Его все знают. Каждый, кто на его борту, как красная тряпка на быка, действует на многих. Вот и решили исключить всякую непредвиденную случайность. Так перевозят особо нужных людей.

Но Никанор успокоился ненадолго. Он внутренне понимал и другое: отношение к нему команды впрямую увязано с характером задания. А каково оно, он не знал.

Команда, конечно, не знала о Блохине ничего. И втолнув в отдельную каюту, забыла о нем, идя по курсу вдоль берега Камчатки.

До Никанора доносились звуки, но не слова, заглушавшиеся шумом моря, голосом двигателя.

Его каюта была обита железом, и в ней стоял холод.

Никанор поежился, хотел присесть на привинченный к полу табурет, но он был таким холодным, что Блохин пересел на подвесную койку.

«Лечь надо. Хорошенько выспаться. Ведь впереди дорога. Она, возможно, не закончится этим катером. Может, предстоит ехать далеко. И как знать, будет ли возможность выспаться? А может, сразу к работе нужно приступить. Тут уж не до отдыха. Времени не будет. Не дадут. За волю надо работать. Она даром не дается», — думал Никанор. И, улегшись поудобнее, не раздеваясь, вскоре уснул.

Сколько он спал, Блохин не знал. Катер, пыхтя и тараторя разрезал морские волны, вспарывал седые гребни, перемаргивался сигнальными огнями с пограничными катерами и шел торопливо, без остановок.

Вот уже и три часа ночи миновало. В каюте стало сумрачно, неуютно. Спит Блохин. Скоро утро. Что подарит ему новый день? Чем порадует или огорчит?

За бортом катера буйствовала весна. Она закудрявила молодой зеленью головы берез. Даже хмурые ели и сосны, научившись ненадолго улыбаться короткому теплу, потянули хвойные лапы, выставили напоказ соцветия «свечек», будущих шишек. Смолистый их запах далеко чувствуется.

У самых ног деревьев подснежники отцветают. Для них весна уже прошла.

Зеленая, густая тайга живет в каждом распадке, на всяком клочке земли. Ей чужды и горести людей. Она куда как мудрее. И пользуясь каждой погожей минутой, распускает все новые листья и цветы, согревает молодые побеги, даря им радость жизни, прикрывая юные головы от студеных еще ветров с моря.

Весна… Она на Камчатку приходит буйством красок, жизни. Здесь сама природа знает, что тепло пройдет, не успеешь оглянуться. А потому — надо спешить. Спать некогда…

Никанор спит. Он не видел рассвета, пробужденья нового утра жизни. Он спал, вздрагивая во сне. Проснулся Блохин от голоса, изумленного, хриплого:

— Все дрыхнешь? Встань хоть поссать. Да поешь, все путевые утром завтракают! — и указав дорогу в гальюн, потом в умывальник, проговорил глухо:

— Завтрак сейчас принесут. В каюту…

И верно. Скоро в дверь надавили плечом. Грузный, невысокий человек, принес в миске отварную картошку, куски красной рыбы, кружку чая и хлеб.

— Ешь! — сказал гулко. И тут же выдавился из каюты…

— Вот ведь не забыли, не бросили, заботятся. Так что, все в порядке. Просто вчера нервы были взвинчены. Каждое слово воспринималось обостренно. Да и то сказать, сколько лет в ссылке промучился, сколько жалоб написал, ожидание не прошло бесследно. Все на нервах отразилось. Потому, когда услышал о свободе— не поверилось. И вместо радости — сомненья одолели. Не понравилось как меня освобождают и везут на волю. А какая разница, как на свободу выйти? Лишь бы выскочить из неволи, — улыбался Никанор, заедая картошку кетой, отхлебывая из кружки крепкий, горячий чай.

— Вон, даже умыться предложили. Как культурному человеку. Без окриков обошлось, без грубостей, — вспоминал Блохин.

На сытый желудок все люди добреют. На полный живот плохие мысли в голову не лезут. Сытые не умеют горевать и плакать. Их не одолевает страх. Сытый человек способен думать и находить выход из самых сложных ситуаций. Сытый редко подвержен панике и стойко переносит холод. От сытого уходит страх. Сытый всегда дорожит жизнью.

Никанор, наевшись, повеселел. Глянул в иллюминатор. Катер огибал неизвестный Блохину мыс и продолжал идти вдоль берега.

К обеду команда катера засуетилась. Люди ожили. Повеселели голоса. Эго сразу услышал Блохин. И хотя не понял точно, в чем причина перемены, предположил, что скоро конец пути.

Вскоре увидел в иллюминаторе потрясшее его зрелище. Над зелеными головами деревьев, далеко вверху, громадный, заснеженный вулкан, подпирая головой само небо, дымил в облака, будто курил неспешно. Словно старик среди молоди…

Блохин смотрел на него, не отрывая глаз, чувствуя скрытую силу вулкана, увиденного впервые в жизни.

Он так и не узнал, что повезло ему, одному из немногих, увидеть в лицо красу й гордость Камчатки — вулкан Авача, с которого, если забраться наверх, в хорошую погоду половину камчатской земли увидишь, как на ладони.

Катер входил в Авачинскую бухту, заправиться топливом. Здесь команда решила немного перекусить, попить пива на Никольской сопке и отправиться снова в путь, по заданному курсу.

Лишь один чумазый дизелист остался на катере дежурным. Он дремал на солнце. Ждал, когда вернется команда и можно будет продолжить рейс.

Не забыл он накормить обедом Никанора. Дал ему сходить в гальюн. И закрыв в каюте наглухо, теперь расхаживал по палубе. Поскрипывал под его ногами дощатый настил.

Блохин внимательно прислушивался к каждому звуку, доносившемуся снаружи. Заглушённый движок подарил тишину. И вдруг до слуха донеслось: