Читать книгу "Гадание при свечах - Анна Берсенева"

Париж ласково принимал ее в себя – туда, где не могло быть чужих, где всем находилось место и обещалось счастье.

Марина наконец присела за столик у входа в кафе, прямо под вывеской в манере Тулуз-Лотрека, с изображением полуобнаженной женщины. Веселый официант принес ей блюдо с непонятным названием крепс, оказавшееся просто горячим блином с ветчиной, и сидр, от которого голова у нее мгновенно закружилась.

Последние свои полчаса в Париже Марина слушала уличных джазистов, так же ненадолго, как она, присевших у этого кафе и наигрывающих свои непредсказуемые мелодии.

Потом она сбежала вниз с холма по бесчисленным лесенкам и улочкам, пробираясь сквозь яркую толпу. И, не в силах больше разбираться в сплетениях станций и переходов метро, остановила такси на Пляс Пигаль.

Глава 17

Современного, прозрачного великолепия аэропорта Орли она уже вовсе не заметила. Это была досадная помеха, еще одна отсрочка на ее пути, не более.

Марина больше не думала о городах – ни о Москве, ни о Париже. Она ждала той минуты, когда увидит Алексея, и вся ее душа перелилась в ожидание.

В Шереметьеве Марине пришлось долго стоять в очереди к телефону. Когда она набрала наконец номер, гудки, один за другим звучащие в трубке, показались ей бесконечными.

Она не слышала ничего, кроме этих бесцельных гудков, и чувствовала, что каждый из них ужасом отдается в сердце. Номер мобильного телефона отозвался нежным автоматическим голосом и сообщил, что абонент недоступен.

– Девушка, такси берем? – подскочили к ней сразу несколько водителей; ключи, которые зазывно крутились на их указательных пальцах, показались Марине огненными колесами. – Шестьдесят баксов – и в любую точку Москвы!

Все что угодно могла она себе представить – но не его молчание, не эти мертвые гудки…

Огни Ленинградского шоссе мелькали за окном машины, и Марине казалось, что они начинают гудеть, звенеть, что сам воздух звенит и гудит, впиваясь в нее мелкими иголками.

В глазах у нее потемнело, сознание стало мутиться. Она судорожно повернула какую-то ручку, почувствовала, как ветер врывается в кабину.

И тут же увидела его – так ясно, словно он стоял в десяти шагах! Стоял под высоким берегом реки, у плавной излучины. Отвернувшись стоял, и она видела только его плечи, его склоненную голову…

Ей показалось, он сейчас обернется, она вздрогнула от единственного желания – увидеть его лицо! И тут же порыв ветра ударил ей в глаза, и все исчезло.

– Приехали, девушка, – бодро объявил шофер. – Патриаршие, как заказывали.

Его не было в квартире у Никитских Ворот, это она знала. Его не было и в доме на Патриарших – и она не понимала, зачем поднимается по лестнице, открывает дверь.

Где этот высокий берег, где речная излучина, обернется ли он к ней когда-нибудь, или так и останется ей только мучение невозвратимых воспоминаний?..

Комната в предрассветном сумраке показалась ей мертвой.

Марина вошла, села на ковер у телефона. Это было единственное, для чего она пришла сюда: телефон, звонок, последняя надежда.

Голос у Толи был заспанный, недовольный. Потом он узнал Марину и ахнул:

– Что, вернулась уже? Ты ж вчера только улетела! Ну, ты даешь! И нужен был тебе этот Париж, на один-то день?

– Потом, потом поговорим, Толя, извини, – торопливо сказала Марина. – Что с Алексеем Васильевичем, скажи мне!

– Да ничего с ним, – недоуменно ответил Толя. – С чего это ты?

– Но ведь он не в Москве?

– Да просто отпуск взял-таки, уговорили.

– Толенька, где он, что ты тянешь!

– Ничего я не тяну! – рассердился Толя. – Будишь человека ни свет ни заря и думаешь, он тебе рапорт отдаст по всей форме? Говорю же: уехал, в Бор уехал – и все дела.

– В какой бор? – растерянно переспросила Марина.

– Да не в бор, – догадался Толя. – Не в тот бор, который лес, а в поселок такой на Енисее. База у нас там, аэродром, склады. Вчера только улетел, сразу после тебя.

– А по телефону почему не отвечает?

– Ну, выключил, значит. С телефоном разве отдохнешь? Отпуск же, не командировка.

– Толя, – сказала Марина, стараясь унять дрожь в голосе, – я тебя прошу: помоги мне туда добраться!

– Ну что ты за человек такой невозможный! – заныл Толя. – Вынь-положь, ну и характерец у тебя!

– Знаю я, знаю, Толенька! Что теперь о моем характере говорить… Помоги, прошу тебя!

– Как это – помоги? – хмыкнул он. – Что это, загородная прогулка? Это ж сначала до Красноярска сколько лететь, там «ЯК-40» ждать до Бора. Неслабый выходит маршрут! А мужики туда знаешь какие летают? От пьянки ходуном ходит самолет, только и гляди, чтоб не перевернули. Да еще вбейся в него попробуй в Красноярске. А ты – «помоги»! Надо же предупредить было хотя бы, у нас и самолет свой есть в Бору, можно было подгадать, так нет…

– Ты помнишь, когда рейс? – перебила его Марина. – И откуда это, из Шереметьева?

– Простых вещей не знаешь, а лететь собираешься, – сердито сказал Толя. – Из Шереметьева в Париж твой летают, а не в Сибирь. Ладно, жди! Все узнаю – позвоню.

Он повесил трубку. Медленно поднявшись с ковра, Марина остановилась посреди комнаты, оглядываясь так, словно оказалась здесь впервые.

«Надо успокоиться! – сказала она себе. – Надо успокоиться, принять душ, подумать, как ты будешь добираться до Бора. Иначе не справиться с этой дорогой – Красноярск, «ЯК-40»…»

Марина хорошо представляла, что такое толпа рвущихся в самолет мужиков, и понимала, что в том состоянии тревоги и смятения, в котором она находилась с самого Парижа, всего этого просто не осилить. Значит, сначала надо успокоиться.

Но легко было убеждать себя в этом! Стоя под ледяным душем, Марина смотрела, как вода стекает по ее плечам, каплями блестит на груди. Но даже холодные струи не успокаивали ее трепещущего тела, а душа ее сгорала, как трава.

Марина не помнила, сколько времени простояла, подставляя лицо воде и чувствуя, как она смешивается на ее щеках со слезами – горькими, не приносящими облегчения.

Из-за шума воды она едва расслышала телефонный звонок, хотя специально перенесла телефон в ванную.

– Да! – закричала она в трубку. – Да, Толя, это ты?

– Ну чего ты кричишь? – произнес спокойный Толин голос. – Плачешь, что ли? Да не переживай, не переживай. Все нормально, есть сегодня борт на Красноярск. И билеты есть. Народ-то победнел, не больно часто летает. А уж оттуда в Бор доберемся, я думаю.

– Толя… – Ком стал у Марины в горле. – Я же не к тому, чтобы ты… Возишь ты меня, водишь, как маленькую. Не надо, совсем ты меня устыдить хочешь!

Он помолчал немного, потом произнес – медленно, с едва ощутимой застенчивостью в голосе: