Читать книгу "Одинокий путник - Ольга Денисова"

Отец Ликарион был очень стар. Его подбородок дрожал, согбенные временем плечи тянулись к земле, босые почерневшие ступни с трудом несли его бренное тело - каждый шаг давался святому старцу великой мукой. Пепельно-серая седина перемежалась с большими проплешинами, длинная борода редкими прядями спускалась на грудь, а синеватая кожа на лице и руках блестела, словно старый, много раз вытертый пергамент. Черная ряса и мантия обратились в лохмотья, сквозь них проглядывал аналав и многочисленные язвы, покрытые мокрым зеленоватым налетом. Правая рука схимника пряталась в обрывках мантии - он держался за левую сторону ребер, словно испытывал сердечную боль. Тусклые старческие глаза, подернутые пленкой, не мигая смотрели на волхва, и Вешне показалось, что старик безумен.

Братия замерла, приветствуя подвижника в едином поклоне, и расступилась, пропуская его к месту казни. Голос схимника скрипел, как ворот старого колодца, но слова его прозвучали осмысленно и четко:

- Авва, позволь мне самому свершить казнь язычника. Я заслужил это долгим и честным служением Богу.

Игумен, удивленно глядя на отца Ликариона, мог только почтительно склонить голову. Отец ойконом, сжимавший в руках давно зажженный факел, протянул его схимнику, и тот отбросил клюку в сторону, не отрывая правой руки от сердца.

Вешня думал, что старик выронит тяжелый факел из рук, но тот стиснул его в кулаке неожиданно крепко и подошел к волхву вплотную, пристально глядя тому в глаза. Черный старик смотрел на белого, и взгляд его был ласков и полон нежности, и Вешня снова решил, что схимник сошел с ума.

- Я сразу узнал тебя, Лытка, - улыбнулся волхв. - Я всегда сразу узнавал тебя, даже со спины.

- Значит, такая моя судьба - трижды пережить твою смерть, - тихо ответил отец Ликарион, - и на этот раз чуда не произойдет. Я услышал твой голос и вышел из кельи, благодаря Господа за твое чудесное воскресение, но я не властен спасти тебя в третий раз.

- Не надо, Лытка, я ничего не боюсь. Я уже не тот маленький Лешек, поверь мне. Не надо меня спасать.

- Ты всегда боялся боли, с самого детства. Иди с миром, лети к своей реке Смородине, к своему колдуну, что ждет тебя на Калиновом мосту. Пусть этот костер станет твоей крадой. Прощай.

Схимник неожиданно выхватил правую руку, спрятанную на груди, и братия ахнула, увидев в ней длинный широкий клинок. И в ту же секунду нож ударил волхва в сердце, заливая кровью руку отца Ликариона и окропляя ею бледное его лицо и черные лохмотья мантии.

- Спасибо, - успел шепнуть волхв, прежде чем обмяк в стягивавших его путах, а черный старик отступил на шаг и швырнул горящий факел ему под ноги. По щекам святого старца текли мутные слезы.

Пламя взвилось вверх в один миг, как по волшебству, и было белым, словно солнечный свет.

Эпилог

Он был облечен в одежду, обагренную кровью. Имя Ему: «Слово Божие».

Откр. 19: 13.

Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы. Он пасет их жезлом железным…

Откр. 19: 15.

Порыв ветра захлестнул волосы и отбросил их с лица. Земля, еще зеленая и голубая, серебрилась в дымке предрассветного тумана: она не ждала беды. Вода - чистая и прозрачная - еще струилась в реках; первые лучи солнца тронули облака, и они зарделись, наполняя воздух розовым свечением; лес встряхнулся, умываясь росами; по золотым полям, беременным хлебом, волной прошел радостный вздох, и птичья трель понеслась над землей, возвещая о восходе солнца.

Земля не успела заметить жаркого, сухого ветра на своей груди - она просыпалась, блаженно потягиваясь и жмуря глаза, когда первый тяжелый толчок ударил ее безмятежное тело. Ветер взревел и, словно озлившийся пес, в клочья изорвал ее сияющую туманную накидку.

Бог подземелий и подводных глубин стоял и смотрел на это со стороны, и сердце его, не знающее боли, жаждало мести и истекало ненавистью. Что ему до земли? Что ему до неба, до солнца? Все идет своим чередом! Разве не это было обещано? Разве не к этому шло?

Вот он, Сидящий на престоле, и двадцать четыре старца в белых одеждах лижут ему ноги, и скоро все, кто останется в живых, к ним присоединятся. И Агнец ломает печати одну за другой, и четыре всадника скачут по земле, ведя за собой войны, болезни и предательства. И вопиют души его мертвецов: «Ты обещал, ты обещал им всем лютой смерти, сколько мы будем ждать? Жги их, рви на части, закапывай живыми в землю! Ты обещал нам!» И отвечает им Сидящий на престоле: «Погодите. Вас слишком мало! Пусть они убьют еще немного моих слуг, и тогда чаша моего терпения переполнится».

Черный вихрь, порожденный громовым ударом по земле, выкатился из-за горизонта и взметнулся вверх, опутывая солнце, и сияющий диск накрыло пигментное пятно, поросшее жестким, темным волосом. Он изуродовал солнечный лик, и земля зажмурилась от отвращения и страха. Небо потемнело, и звезды проступили на нем, словно капли холодного пота. Луна не отразила света - он плюнул кровью в ее бледное лицо, и бардовые сгустки ползли по ее щекам. Еще один удар - и звезды осыпались на землю, и небо треснуло, как кожа барабана, и расползлось в стороны, зияя огромной дырой, открывающей ничто.

Отец-Небо и Мать-Земля… Убить отца, чтобы вдоволь надругаться над матерью… Бог подземелий и подводных глубин стоял и смотрел, и по щекам его катились слезы.

Ангел с востока, убедившись, что небо убито, крикнул четверым своим собратьям, чтобы не трогали землю, и бог удивленно вскинул лицо: неужели ошибся? Неужели они пощадят ее?

- Сначала отметим наших слуг, а потом начнем! - весело крикнул ангел.

Кадильница, полная пламени, с грохотом упала на землю, изрыгнув из себя молнии, и по земле пробежала судорога. Ликующий трубный глас разнесся над землей, над которой только что пели птицы, и в землю полетели камни и огонь, смешанный с кровью. Откуда Сидящий на престоле взял столько крови? У кого цедил и где хранил столько времени?

Лес, высушенный пустынным ветром, вспыхнул, и пожары огненными волнами покатились по телу земли. Визжащее зверье металось в огне, рев, ор и топот огласили землю, но бежавшие не находили спасения: огонь падал с неба, и птицы с хриплыми предсмертными криками теряли высоту, перья их вспыхивали ненадолго, и они свистящими факелами валились вниз. Кровь густыми шлепками орошала пожар, пузырилась и запекалась на теле земли. Смрадный чад расстилался там, где только что серебрился туман.

Золотые поля почернели: хлеб - плод чрева Матери-Земли - побили камнями, выжгли огнем и утопили в крови.

Снова взревела труба, и раскаленный камень скатился в море - воды вскипели и превратились в смердящий рыбный бульон, сваренная заживо рыба всплывала со дна кверху брюхом, а потом вода покраснела и тяжелый сладкий запах теплой крови, смешанный с рыбным, спазмом сжал богу горло. Он не боялся крови, он был уверен, что может беcтрепетно увидеть море крови… Увидеть - да. Но вдыхать этот запах оказалось выше его сил.