Читать книгу "Старт Страны Советов. Революция. Октябрь 1917 - март 1918 - Александр Шубин"

Командование пыталось координировать процесс отхода и бегства, давая такие задания на отступление, которые нельзя было перевыполнить, – аж до Тамбова. Часть солдат разбежалась, причем разграбив имущество.[776] Однако и германская армия действовала из последних сил. В. Солский пишет: «Я помню первый немецкий отряд, который вошел в город. Это был ландвер, улицей шли солдаты в возрасте сорока – сорока пяти лет, усталые и плохо одетые… Они еле волочили ноги. Спустя несколько месяцев, уже находясь в немецкой военной тюрьме, я узнал, что в этот последний год войны немецких солдат кормили настолько плохо, что они голодали формальным образом. Я однажды видел, что несколько солдат, сидевших на скамейке, не встали, когда к ним подошел и с ними заговорил офицер: явление в немецкой армии совершенно невиданное. Мне потом объяснили, что был особый приказ, разрешавший солдатам не вставать при разговоре с офицерами ввиду истощения. Лучшие военные части немцы уже задолго до этого перевели на Западный фронт, туда и посылалось приличное продовольствие».[777]

* * *

Как только наступление «проявилось», 18 февраля Троцкий согласился поддержать Ленина в принятии немецких условий 5 (18) января. Но поезд уже ушел. Немцы выдвинули боле жесткие условия (собственно, это как раз и были требования Вильгельма от 9 февраля). Теперь требовалось очистить Лифляндию и Эстляндию, что приводило немцев на подступы к Петрограду.

Новые немецкие требования были аргументом в пользу противников мира. 23 февраля Ленин пригрозил выходом из ЦК, чтобы добиться прекращения «политики революционной фразы» левых коммунистов. Это позволило Троцкому обосновать свое согласие на более тяжелые условия мира угрозой раскола партии, исходящей от Ленина.[778]

Продавив с помощью Троцкого через ЦК решение о заключении мира на немецких условиях, Ленин запустил машину авторитарной власти, в которой группа лидеров, входившая одновременно в ЦК большевиков и Совнарком, имела преобладание при принятии решений формально демократическими советскими органами. Несмотря на сопротивление Спиридоновой, Алгасова, Малкина и Устинова, ЦК ПЛСР с перевесом в два голоса выступил против подписания соглашения и принял решение выйти из правительства, если позорный мир будет заключен.[779] Но судьба договора была решена в рамках партии большевиков. ЦК РСДРП(б) добился повиновения большевистской фракции ВЦИК. Это позволило в ночь на 24 февраля с минимальным перевесом продавить согласие на мир в «советском парламенте». На заседание Совнаркома вопрос о капитуляции даже не выносился.

Московское областное бюро большевиков сделало наиболее резкое заявление в лево-коммунистическом духе, выразив недоверие ЦК. В создавшихся условиях москвичи считали, что можно пойти и на риск утраты советской власти, так как после подписания такого мира она все равно становится «чисто формальной».[780] Только после подписания мира на областной партконференции 4–5 марта московская организация отступила перед угрозой раскола и согласилась с «передышкой».

* * *

Когда срыв Брестских переговоров повлек за собой германское наступление, французское руководство решилось протянуть большевикам руку, в которой была если не помощь, то ее обещание. 19 февраля правительство Ж. Клемансо уполномочило посла Нуланса сообщить о готовности Франции предоставить финансовую помощь и военные материалы, если Россия продолжит воевать. Позвонив в наркоминдел и сообщив об этом, Нуланс поставил вопрос также о переброске японских войск на Восточный фронт и участии союзных офицеров в реорганизации российской армии. «Инициатива французского правительства интересна тем, что, в отличие от неофициальных действий Робинса, Локкарта и Садуля, на этот раз последовал официальный дипломатический шаг»,[781] – отмечает российский историк А. О. Чубарьян. Вряд ли такие предложения могли устроить Ленина – получить фактическую оккупацию европейской России японцами, да еще вкупе с реорганизованной Антантой российской армией – это был верный путь к силовому отстранению большевиков от власти. Ленин был готов получать от союзных «разбойников» оружие и продовольствие, но не собирался добровольно пускать в Россию их войска. 22 февраля ЦК по предложению Свердлова отклонил французское предложение.

К тому же французская инициатива не получила поддержки Великобритании. По словам Локкарта, Троцкий «считал войну неизбежной. Он сообщил мне, что если союзники обещают свою помощь, он заставит правительство переменить решение и высказаться за войну. Я послал несколько телеграмм в Лондон, требуя официальных директив, которые позволили бы укрепить позицию Троцкого. Директивы присланы не были».[782] Впрочем, изменить позицию Совнаркома Троцкий уже не мог – наступление немцев расставило в ситуации все точки над i. Но отсутствие надежд на действенную помощь союзников лишь укрепило Ленина и Троцкого в необходимости выйти из войны.

В драматичной обстановке второй половины февраля 1918 г. союзники мало чем могли помочь России физически. Восточный фронт рушился, и только переход к затяжной полупартизанской войне по сценарию левых коммунистов мог сделать тему союзной помощи Советской России по-настоящему актуальной.

26 февраля начальник Генерального штаба союзников генерал Ф. Фош дал интервью американской прессе, в котором изложил до чрезвычайности смелый военный план: «Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны встретить Германию в Сибири, они имеют возможность это сделать, и немедленные шаги должны быть предприняты в этом важном вопросе».[783] Так возник план интервенции, который затем активно обсуждался в союзных политических кругах и прессе и стал постепенно воплощаться в реальность – разумеется, без мифического появления Германии в Сибири.

Анализируя обсуждение западной прессой германской угрозы в Сибири, которая стала распространенным аргументом в пользу интервенции, Д. Левидов иронизирует: «Отметим, между прочим, что немцы в это время, то есть в конце февраля, находились в Двинске, и для того чтобы захватить Сибирскую железную дорогу, им понадобилось бы пройти шесть тысяч верст».[784] Эту задачку удалось решить, вспомнив, что в Сибири есть пленные, которые могут вооружиться и захватить дорогу. Этот миф также позднее был опровергнут, но стремление союзников к захвату дороги от этого не ослабло.